Хороший у меня дом – в нем есть стены. Я вспомнил о них, когда Кристина наконец-то перестала отступать, прижатая, тоже немного спятившая, задыхающаяся. Зачем я при ней говорил о других женщинах? Зачем я позволил ей это слушать? Зачем разрешил ей верить в то, во что верят все вокруг? Во что я сам пару недель назад верил. Кровь прилила к вискам, застучала неровными толчками. Сейчас нельзя ошибиться, любой промах меня размажет по этой самой стенке до того, как я размажу по ней Кристину. Хороший у меня дом – здесь где-то есть спальня. А, к херам спальню. Еще очнется, вспомнит, что я ей не нравлюсь, и тогда я свихнусь. Растянутая футболка на ощупь была прекрасна, особенно своей шириной, моя рука без труда забралась под нее.
– Что вы делаете?
Зачем отвлекся от губ, коснулся теплой шеи? Идиот – это не та война, где можно было проиграть даже одно сражение.
– Перехожу на ты, – ответил я.
Так, чувство юмора на месте. Вот все уже не на месте, а оно не подвело. Сейчас Кристина усмехнется, и я верну все как было – пусть попробует думать с моим языком во рту. Но она изогнулась и почти простонала:
– Саш, не надо… Она уже ушла.
– Кто?
Она схватила меня за плечи и сжала пальцы, пытаясь отодвинуть. Ну зачем? Не буду я больше никуда нырять, достаточно только целоваться. Однако она повторила – практически выкрикнула:
– Не надо!
Я поднял руки, осторожно трясущимися пальцами убрал с лица влажные волосы, провел по щеке, посмотрел в глаза.
– Почему?
Вопрос даже на мой вкус был дурацким. Хотя – если разобраться, если последние несколько минут проанализировать – то вполне имел право на существование. Ну почему? Если я – вот он, весь уже перед ней выдан с потрохами. А она, наверное, все еще сомневается, сама не понимает, почему так отреагировала. Так нам вместе с этим и разбираться.
– Вы сами знаете почему, – выдала порывисто. – Не хотелось бы увольняться ради вашей сиюминутной прихоти. А Светлана все равно уже ушла!
Толкнула – вынудила отступить. Побежала в комнату. Прихоти? Чьей? Я в этом броуновском движении один, что ли, участвовал? Нет, я просто дорвался, немного слетел с катушек, когда дотронулся, но ведь и она ответила. И что, мы теперь будем разыгрывать, что ничего такого не произошло? Все понятно – разумно именно так и поступить. Но на практике-то это как осуществимо? Я ж теперь знаю, с кем точно хочу целоваться.
Кое-как удержал себя – не пошел за ней, чтобы немедленно обсудить. Не извиняться же, в конце-то концов, поскольку Кристине в этом случае тоже не помешало бы извиниться в ответ – да хотя бы потому, что мне не показалась ее на меня реакция, я ее не придумал на фоне собственного сдвига. Да, нам надо было поговорить о том, что наши отношения пока не нужны – ни мне, ни ей, особенно после журналистского террора. Договориться, пожать друг другу руки и сказать, что оба забыли о произошедшем. Разумеется, не забывать, но как можно дольше делать вид. Вместе посмеяться, как здорово мы перед Светланой все разыграли – она-то, дурочка, поверила, хотя на самом деле мы ни-ни! Больше такого не повторится – ну, разве что по праздникам. Я медленно поднялся по лестнице, зашел к себе, запер дверь. Осел на пол, завалился набок. Завыл. Хуже условий всех контрактов для меня оказалась безответность.
Глава 21. Кристина: Душевный стриптиз
Ну все, накрылась моя спокойная жизнь медным тазом. Чего он на меня набросился? Я-то понятно чего: у меня смутные фантазии заблаговременно разум повредили, и когда предмет этих самых фантазий решил меня поцеловать – я поцеловала в ответ. С другой стороны, у него психика может свистеть на фоне затянувшегося воздержания. Ведь после необдуманной связи с госпожой Лаолиной Саша стал очень осторожен, и после его бурной личной жизни пара месяцев могла стать невыносимым испытанием. И была ли вообще та самая бурная жизнь? Не выдумка ли сплетников и журналистов, самим Сашей и спровоцированная?
Свое состояние я прекрасно понимала, но увольняться ужас как не хотелось. Дело было далеко не только в деньгах, а в глупой надежде, которая противоречила доводам мозга. Вдруг когда-нибудь все сложится? Пусть через пять или десять лет Александр вдруг глянет на меня и припомнит: «О, это же та самая Кристина, с которой я когда-то целовался. Не повторить ли нам?», и Егор Михайлович будет ему вторить: «Ладно, щенок избалованный, давай, все равно мы предыдущий твой образ вдоль и поперек заюзали, он уже всем опаршивел, теперь будешь изображать примерного семьянина. Но я тебя всякой бяке доверить не могу, а Кристинка – своя, Кристинке можно». И я между ними буду глазами хлопать и делать вид, что не этого все время ждала. Разумеется, вероятность такого стечения обстоятельств стремится к нулю, но попробуй это объяснить влюбленной душонке.