Параллели

Монс рассмеялся. К истории с покупкой свадебного платья он имел самое прямое отношение. Каро буквально выставила своей тетушке ультиматум: платье она выбирает без посторонней помощи. Вообще без посторонней, то есть это ответственное дело не будет согласовываться ни с мадемуазель Шарби, ни с мадам Хольмберг. Шарлотте Шарби оставалось лишь повздыхать и согласиться – споры со своенравной племянницей обычно ни к чему хорошему не приводили. Избавившись от попыток навязчивой опеки родственников, Каролина отправилась вместе с Монсом в один из свадебных салонов Ниццы, где с порога заявила: «Мне нужно платье, а моему жениху костюм. Только без всяких оборочек, рюшечек, стразиков и прочей ерунды. Это я о платье, разумеется». Ради выражения лиц консультантов, застывших после такого вступления в оцепенении, однозначно стоило затевать все это. Каролина решительно отмела все предложенные ей пышные и облегающие длинные платья и выбрала короткое, молочного цвета, с юбкой фонариком и такими же рукавами, задорно топорщившимися на плечах и обнажавшими ее изящные руки с тонкими запястьями. Дополнял платье атласный пояс небесно-голубого цвета, завязывавшийся сзади бантом. Фату Каро тоже отвергла в пользу элегантной небольшой шляпки с вуалькой. Для Монса они подобрали великолепный костюм, идеально совпадающий с тоном пояса ее платья. И вот уже несколько дней Каро томилась в ожидании момента, когда ее наряд наконец-то увидят не только ее чопорные родственницы, но и пара сотен не менее чопорных гостей из высших слоев общества Стокгольма, Парижа и Ниццы, приглашенных на их свадьбу.

II

Изящная девичья рука скользнула по груди Монса, взъерошив волосы на ней. Парень накрыл ее своей ладонью и улыбнулся, не открывая глаз:

– Поймал!

Каро тихо захихикала:

– Ты скоро весь обрастешь шерстью и будешь мохнатый, как медведь!

– Ничего я не обрасту! – проворчал чуть сиплым после сна голосом Монс, бросая обиженный взгляд на девушку.

– Ты такой смешной, когда обижаешься! – Каролина провела тонким пальчиком по его носу. – Не переживай, я буду любить тебя любого, даже если ты будешь весь в шерсти и при этом… – Парень не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем, и сжал девушку в объятиях, ощущая, как горячей волной его накрывает желание.

– Каролина! – за дверью раздался скрипучий голос мадемуазель Шарби. – Ты уже встала?

– Вот черт! – прошипел Монс, находя взглядом часы и с ужасом осознавая, что уже почти девять утра.

– Да! Но я еще не одета, тетя! – крикнула в ответ Каро, давясь от смеха при виде вылетающего из ее постели и в суматохе собирающего свои вещи жениха. – Куда?! Оставь все тут! – она вырвала одежду из рук парня и сунула ее под кровать. – Иди в ванную!

– Какую ванную?! Ко мне тоже могут заявиться мама или отец! – ответил Монс сдавленным шепотом.

– Каролина, у тебя все в порядке? – снова раздалось за дверью.

– Да-да! Я сейчас, еще минутку! – как можно спокойнее ответила Каролина. – А куда ты тогда? – прошептала она Монсу.

– Через комнату под тобой кабинет отца, я спущусь с твоего балкона туда.

– Ты с ума сошел?!

– Не переживай, там невысоко, – Монс уже выскочил на балкон и перемахнул через боковые перила.

Он осторожно присел на выступ за перилами и повис на руках. В это время в комнату Каро вошла мадемуазель Шарби, и они начали о чем-то говорить. Сердце парня бешено колотилось. Разумеется, он наврал Каро про небольшую высоту. Упади он отсюда, его будут собирать по кусочкам. Конечно, если найдут их среди скал. Парень пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, посмотрел вниз на балкончик отцовского кабинета, и, несколько раз качнувшись, прыгнул точно на него. Ступни обожгло болью, и Монс не сумел сдержать стон: нет ничего приятного в приземлении с приличной высоты босиком на каменный пол. Выпрямившись через пару секунд, парень буквально лицом к лицу столкнулся в проеме двери, ведущей с балкона в кабинет, с Хольмбергом-старшим.

– Привет, пап! – как можно спокойнее произнес Монс отцу. И невольно улыбнулся собственной мысли: «Хорошо, что хоть трусы надеть успел».

Нельзя сказать, чтобы Альберт Хольмберг очень удивился появлению в кабинете собственного сына, в неурочный час, да еще и практически без одежды, но это явление все-таки произвело на него изрядное впечатление. Каждое утро, в тишине и покое он выкуривал сигару и пил кофе у себя в кабинете, и казалось, никто и ничто не сможет нарушить эту непродолжительную по времени идиллию. Монс смог. Оглядев сына с головы до ног, Альберт стряхнул пепел в бронзовую пепельницу в виде кабана, и ровным голосом произнес:

– Доброе утро, сынок. Твоя мама сейчас заканчивает приводить себя в порядок, так что путь до твоей комнаты пока свободен.

– Спасибо! Я всегда знал, что ты у меня лучший! – Хольмберг-младший обрадованно хлопнул отца по плечу и выскочил в коридор.