Пред ними открывалась обширнейшая панорама. Внизу бушевали волны - Родион сразу заметил, что они откатываются от берега ровно наоборот, нежели должно. «Дронариум в Реверсе. Хоть в чём-то те лживые манускрипты не врали». Постройка, в которой находился их отряд, двигалась поодаль от береговой линии и возвышалась над водой минимум на полсотни метров. По бокам перебирали шарнирами вереницы механизированных лап. Длинные, инсектоидные, похожие на конечности водомерок пары ног одной стороной рассекали воду, другой - топтали прибрежный песок пустыни. Складывалось впечатление, что беглецы находятся под брюхом ползущей сороконожки размером с мегаполис. И вновь повеяло чем-то горелым, на этот раз с примесью соли. Людмила похлопала лейтенанта по плечу:
- Придётся прыгать.
- Нет... я не смогу... - запротивился Дмитрий. - Не смогу.
- Сможешь, дружок. Солдатиком, как в детстве. Надо всего-то сигануть вниз.
- Вы высоту видели? Мы ж разобьёмся к хуям. Вода ошибок не прощает.
- Просто делай, как я.
Намотав сумку на шею, Людмила выбралась в проём. Ухватилась за края и свесила ноги вниз. Когда она оглянулась, Родион увидел в её широко распахнутых голубых глазах что-то новое. Что-то переменчивое, чего он до сих пор не замечал либо же это «что-то» до сих пор от него ускользало... что-то среднее между тоской расставания и радостью долгожданного отпуска. Опустив руки по швам, Люда сиганула вниз. Белая точка стремительно удалялась, а затем скрылась в пучине волн. От волнения Родион даже задержал дыхание. Десять секунд. Двадцать. Когда счет пошёл на третий десяток, белая фигурка вынырнула поплавком.
- Да, сука! Да, да! - радостно воскликнул Мариус, тряся Родиона за рукав робы. Монах и сам еле сдержал эмоции; кто бы мог подумать, что можно вот так вот переживать за судьбу мертвеца. Только сейчас он в полной мере смог понять людей, которые волнуются за героя, пересматривая любимый фильм. Помявшись, Дмитрий последовал её примеру. Перелез через проём и посмотрел вниз: от этого вида его глаза едва не начали закатываться. Ударив себя кулаком в грудь, он издал боевой клич и шагнул в объятия полёта.
- Думаю, теперь наш черёд, - сказал Мариус.
- Не страшно?
- А чего бояться-то? Мы ведь во сне, травмы нам не грозят.
- Тогда вперёд, а я за тобой.
Смело и напористо, точно два бывалых десантника, они выбрались в окно и спрыгнули в воду. Родион летел, и ему не было страшно; он вспомнил, как в юношестве ему часто снился один и тот же сон. Словно он откуда-то падает - то ли через парапет крыши, то ли с балкона - а затем с огромным ускорением летит вниз. И каждый раз он просыпался за миг до приземления. Тогда Родион настолько привык к этому сну, что ему было совершенно нестрашно оказываться в нём; он знал, что обязательно проснётся. Вот и сейчас он просто наблюдал за тем, как стена громыхающих волн приближается, и даже не пытался сгруппироваться. Лишь когда тело вошло в воду, а сон не прекратился, он начал барахтать руками. Всплыв на поверхность, Родион вдохнул полной грудью. Брызги заливали глаза. Вода вела себя странно, и не только потому, что волны относили его назад, от берега, а потому что она ещё и подталкивала его вверх, словно на нём был надет спасательный жилет. Давид барахтался рядом. Сверху на них ниспадала огромная тень.
- Ты как, дедок?... тьфу... - Мариус выплюнул воду. - До берега доплыть сможешь?
- Кхе... кхех... постараюсь.
Показав большой палец, Давид поплыл брасом; Родион же поплыл собачкой. Роба прилипала к коже. Стесняла движения. Медленно, но верно охристая полоска берега приближалась. Вскоре монах стал доставать ногами до дна. Выбравшись на песок, он обессиленно рухнул на колени. Но не успел он даже отдышаться, как роба высохла - вода испарилась из ткани, словно её просушили феном. Подковыляв к монаху, Давид плюхнулся на пятую точку:
- До чего же причудлива эта реверсивная физика, - он указал на океан. - Под стать самому Дронариуму.
Обернувшись, Родион аж привстал: над гладью воды возвышалась гигантская железная улитка. Трудно описать её размеры; она занимала едва ли не весь горизонт. Наклонённый конус раковины загораживал солнце; под ним находились хитросплетения несущих конструкций. Вся эта громада передвигалась на тысячах антенноподобных ног. На раковине чернели точки, и на этот раз Родион смог перевести их без словаря. «Созвездие». Пока старец в безмолвном ступоре наблюдал за Дронариумом, что-то в том громыхнуло. Под конусом раковины открылись широкие створки; из проёма хлынули облака дыма и пепла, точно паровоз угольной гарью чихнул. Копоть вздымалась могучими столбами и повисала в небе мрачными грозовыми тучами. Вдоль берега пронёсся глухой рокот, и из проёма в океан полилась чёрная смола. Родион моментально всё понял. Останки. Это были останки всех тех, кто сгорел в той стеклянной камере. Вот что осталось от тех некогда живых людей. Истлевшая горелая слизь, течь пепельных отходов - вот кто теперь все те жаждущие единения с Квазаром люди. Отныне они навечно станут грязью реверса.