Читаем Парадокс любви полностью

Возьмите клубы, ночные заведения: отбирая клиентуру по критериям известности или молодости, они представляют собой святилища Биржи тел. На фоне оглушительной музыки и нарочито громкого смеха здесь непосредственно действуют законы конкуренции. Сюда приходят людей посмотреть и себя показать, и каждый взгляд — мгновенный вердикт. Здесь в принципе имеют значение только праздничность, fun, многолюдная тусовка, объединенная ритмом, движением. Но клуб также регулирует формат встречи, хотя бы с помощью уровня звука, затрудняющего разговоры. Не слишком доброжелательны эти злачные места, их посещение для многих сущая пытка, напоминающая приемную отдела кадров большого предприятия (та же атмосфера speed dating, когда у вас есть семь минут, чтобы произвести впечатление). Мир чистой фикции, минутных увлечений: молодость выставляет себя напоказ и любуется сама собой, поклоняясь преходящему. Иные создания, танцуя, завораживают, будто видения: на них смотрят, как смотрели бы на нечто фантастическое. Плоть предстает во всей своей славе, ее чары безграничны. «Великолепные» демонстрируют себя перед плебсом, который устраивает им овацию, вызывает снова и снова. В этом мире интеллект и достоинство не имеют никакой цены, здесь признают только мишурный блеск, непринужденность, умение пустить пыль в глаза: здесь всякий чем кажется, тем и является, не более того. Все якобы предаются дионисийскому веселью вместе с толпой, но порой оно обходится слишком дорого, напоминая скорее наказание. На этой грандиозной ярмарке нарциссизма одни не сходят со сцены, поскольку другие — большинство — составляют клаку.

Именно освобожденное желание, сбросившее оковы, в которых держали его священники и мораль, стало причиной самой глубокой сегрегации. Желать — это, прежде всего, исключать, накладывать на лица и тела сетку, проверяя их соответствие канонам стереотипной красоты. Личность прилагает все свои способности, чтобы повернуть по-своему законы этого отбора и, как говорится, найти себе башмак по ноге. В итоге, просто чудо, что даже не слишком щедро одаренные судьбой находят пару и, преодолевая ловушки, берут штурмом великую стену, которая преграждает им путь к другим. Больше, чем классическое влечение к красоте, интригует необъяснимое влечение к заурядным субъектам. Тот факт, что существа неприятные и даже отвратительные — мужчины и женщины — возбуждают страсти, безумные порывы — вот истинное чудо[18].

<p>4. Реванш оттесненных в тень</p>

Есть люди, которые превращают соблазнение в образ жизни. Не в силах устоять перед благоприятным случаем, они увековечивают приоритет ранней стадии: это коллекционеры начал. Возгораясь страстью к незнакомому лицу, они его бросают, едва завидев кого-то другого. Для них любовный эпизод краток, его развязка почти совпадает с завязкой, исполнение этого бешеного «presto» не отстает от возбуждения. Что такое охотница за мужчинами или бабник? Любители отступлений. Они предпочитают ситуацию, а не человека, охоту, а не добычу, ощущение, а не чувство; романтический антураж — это обязательный повод для романтической истории, неважно с кем. Их волнуют и дурнушки, и толстяки — все одно, они не разглядывают форму бутылки, лишь бы хмель новизны кружил голову. Им не интересно продолжительное знакомство, общение: мимолетные связи, водоворот встреч — источник их радости. Обычно остепеняясь годам к пятидесяти, они полагают (обоснованно или нет), будто прожили жизнь лучше, чем большинство. Аромат любви им дороже людей, это счастливые флибустьеры, которые хвалятся трофеями, надеясь заманить новую добычу. Рассчитанная беспечность служит им защитой, оскорбления для них — как с гуся вода, они тут же возобновляют свои попытки. Когда влюбленный теряет дар речи, соблазнитель распускает хвост, кичится ловкостью, выставляет себя во всей красе и уверенно движется к цели. (Уличный приставала — плебейский вариант светского обольстителя, он предпочитает натиск изощренности, и любые унижения ему нипочем; используя отработанные приемы охмурения, он никогда им не изменяет. С возрастом и уличный сердцеед и сластолюбец, прибегающий к подтяжкам, одинаково впадают в пафос, следуя своим избитым рецептам.)

Кто не так ловок, тот грустит об упущенных возможностях: что могло бы случиться, не случилось, не было сказано нужное слово, не было сделано нужное движение. Соблазнение похоже не агрессию: вы вступаете в переговоры с незнакомцем в общественном месте, «абордаж» — термин в первую очередь пиратский. Кто-то вам нравится: как привлечь внимание этого человека, не докучая? Можно потратить жизнь, решая этот вопрос. В наше время существуют тренеры, обучающие деликатному искусству эффектных приемов, острот, способных развеселить самую неприступную личность. Сегодня, как и вчера, желание требует маскировки: если никто уже не выпаливает с места в карьер: «Я вас люблю», то и признаваться в лицо интересной особе, что вы заритесь на ее пышную грудь и округлые ягодицы, тоже не принято. Нужно искать окольные пути.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Europaea

Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914
Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914

Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму. В центре данного исследования – социальная практика в разных странах и регионах (Россия, немецкие государства, включая Австро-Венгрию, Франция, Британская империя, США), которая нередко возникала под влиянием общих идей, но политические последствия могла иметь противоположные.

Штефан-Людвиг Хоффманн

Обществознание, социология

Похожие книги