Парадокс любви

«Бывший» способен обдать вас холодным душем неуместных откровений, к примеру, намекнуть, что для любимого существа ваш роман — попросту переиздание прежнего: те же формулировки, те же знаки внимания, те же смелые жесты. Мы заполнили нишу, которая уже существовала. Хуже того: мы можем узнать, что до нас он или она предавались высокому разврату, нам же в этом отказано. Насмешливо поглядывая (он-то знает наперед, чем кончится история), «экс» будто говорит: у тебя ничего не получится, как и у меня, но так и быть, попытайся. Как мы хотим ему доказать, что он ошибся, не сумел разглядеть, оценить по достоинству этого человека! Поскольку сегодня жизнь большинства из нас — это последовательная полигамия (или многосерийная моногамия), наш любовный опыт отвечает принципу сложения: сначала был Жан, потом Поль, потом Серж, или: Алина плюс Диана плюс Рашель, и так друг за дружкой выстроятся все святые календаря. Кое-кто накопил за свою жизнь столько приключений, что имеет все основания делать статистические выкладки.

В конечном счете мы питаем к этой когорте мужчин и женщин — всех, кто был нам дорог, в ком мы возбуждали страсть, кому причиняли боль, кого не любили, — безграничную благодарность: они сделали нас такими, какие мы есть, и частичка их сущности до конца живет в нашей плоти.

Глава II Рынок обольщения

Каждый сияет фальшивым блеском в чьих-то глазах; у каждого есть завистники, меж тем как он сам исполнен зависти.

Фонтенель

Я был настолько застенчив, что всегда находил способ так или иначе допустить тот самый промах, которого с особым беспокойством тщился избежать.

Набоков. Подлинная жизнь Себастьяна Найта

1. Упоительное разнообразие

Мы вступаем на любовное поприще, не имея ключа к игре, не зная ее правил, у нас нет ничего, кроме почерпнутых там или сям отрывочных сведений. Этот сказочный мир закрыт, ибо мы не знаем нужных заклинаний, а если случайно узнаем, они тотчас изменятся. Юность — так зовется эта пора жизни (иногда она надолго затягивается), когда нас ослепляет красота людей и неловкость собственных попыток к ним подступиться. Всякого, кто не испорчен духом печали, мир обжигает соблазнами, он полон бесконечного волшебства. Чудесные лица глядят на нас с пренебрежением, разубедить их всех невозможно: на этой земле столько даров, вовек их не отведать, на все не хватит ни объятий, ни желаний. Жажда тонет в источнике. Большие города — поистине тот людской котел, что внушает нам мысли о самой кипучей жизни. Здесь любовь не такая, как в деревне или в провинции (либо в североамериканской субурбии): там — медленно текущие дни, нехватка статистов, ничтожество интриг; здесь — обилие потенциальных партнеров, столкновение аппетитов, проницаемость классовых перегородок, загадочное «регентство» незнакомцев.

Юность — это еще и неспособность выбирать, ненасытный возраст, когда побуждения сильнее разума, когда для нас равно соблазнительны все человеческие существа, поскольку они воплощают роскошь множественности. Прекрасны юные женщины, юные мужчины, перемешанные в общей компании: каждый возвеличивает прочих, никого не затмевая. Хмель наслаждений без числа, которым овеяно всякое собрание, пламя желаний, постоянное провоцирование. У Пруста где-то говорится по поводу девушек в цвету на пляже о «смутном стремлении любить, колеблющемся между всеми», ибо каждая неповторима и вместе с тем просто оттеняет группу еще одним нюансом. Прежде чем мы полюбим определенную личность, мы упиваемся людским разнообразием — на улице, в общественных местах. Любимое существо будет осенять тень этого множества, приносимого ради него в жертву, множества, которое ему предстоит (пугающая миссия) вытеснить. Мистики определяли термином «explesis» эстетический восторг перед проявлениями божественного. Подобный священный трепет испытывают люди, которые ищут друг друга, полны взаимного восхищения и не могут вдоволь друг на друга насмотреться.

2. Не для тебя