Парадигма

Хен поежился. Погода испортилась: тяжелые свинцовые тучи нависают над равниной, резкие порывы ветра бросают в лицо песок, от которого противно скрипят зубы. Очередь сокращается — скоро и он войдет в круг. Почему эвпатриды из всего пятитысячного войска выбрали именно его? Зачем на глазах всей армии устраивать этот балаган? Зачем согнали за городские ворота? И ведь не убежишь: оказалось, вместе со знатью явилась личная гвардия лучников, пехотинцев и экзекуторов героя войны.

Может, мне повезет — и обойдусь переломомруки. Ну, или ребра покрошат. Зато у лекарей отлежусь. Наверняка, как только основная армия царя явится в город, знать поставят на место. И накажут за смерть тунолара.

Легче не стало. К тому же злит мысль, что вот Лысый и Рыжий не попали в злополучную сотню. Сейчас, наверное, радуются, как он тут страдает, да еще и на глазах всей армии новобранцев. Ему здесь не место! Произошла ошибка!

Гушарх-капитан, осклабившись, тыкнул в очередного несчастного из меченой сотни. Качая головой, толстяк попытался было вжаться в толпу, но остальные вытолкнули его в круг. Один из гвардейских лучников натянул лук, тяжелый бронзовый наконечник стрелы уставился в хмурое небо. Если жирдяй только рыпнется, попытается выбежать из круга… Но тот, чуть ли не плача, стоит в двух шагах от гушарх-капитана; второй и третий подбородки дрожат от рыданий, лицо раскраснелось, островерхий шлем скатился на ухо. Пластины доспеха плохо закреплены и свободно болтаются от любого движения, прямоугольный щит опущен, клинок касается земли.

Герой войны встал в боевую стойку, толстяк в испуге зашагал назад. Словно загнанный зверь, он бросает испуганные взгляды на товарищей, глупо ожидая поддержки. Но остальные молчат, понурив головы. Наконец, гушарх сделал выпад, острие клинка едва задело живот и оставило после себя длинную царапину. В следующее мгновение жирдяй сделал то, что никто от него не ожидал, — ударил щитом в лицо ублюдка.

Чавкнуло, закованное в тяжелый черный доспех тело повело в сторону. Еще чуть-чуть — и герой войны бы распластался в грязи. Лишь чудом ему удалось устоять на ногах. На его лице вдруг отразилось безмерное удивление, быстро сменившееся яростью. Последовал шквал ударов.

Стук сердца.

Щит новобранца распался на две части.

Еще стук.

Толстяк закричал, понимая всю безвыходность положения.

Стук…

Лезвие по рукоять вошло ему в живот.

Он так и застыл — ошарашенный, бледный и дрожащий. Серая грязная рубашка окрасилась алым, кровь ручейками полилась по бедру, по ноге и ботинкам, растеклась лужей в вязкой грязи. Колени дрогнули. Плача, жирдяй распластался, рука потянулась к командиру.

— П-п-прошу… х-х-хватит…

По-волчьи скалясь, гушарх проткнул мечом грудь несчастного, с силой провернул клинок — до тех пор, пока надсадный тяжелый хрип не затих.

Кишки Хена точно обхватили ледяной рукой, стало трудно дышать. И без того бешено стучащее сердце ускорилось, перед глазами заплясали кровавые мухи. Он мысленно заставил себя не смотреть на труп, но всё равно не смог отвести взор. Глаза мертвеца остекленели, а губы приобрели синий оттенок. Кровь продолжает хлестать из ран, алая лужа подползла к ближайшему новобранцу, и тот неловко сделал шаг назад.

Имя… Какое у него было имя, великие боги?! Я же его знаю. Да, знаю. Вчера он слушал, как я рассказывал байку. Его кровать находится у самого окна…

Как звали новобранца, Хен так и не вспомнил. Между тем, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Гушарх-капитан. Таращится на него. Губы растянуты в широкой улыбке, перепачканный клинок направлен в его сторону.

— Ты. — Хриплый низкий голос прозвучал как приговор. — Иди сюда.

Гвардейцы убрали тело из круга.

— Я… я не могу, — начал Хен. — Я…

— Живо! — заорал гушарх.

Одеревеневшей рукой Хен вытащил из ножен меч, покрепче ухватился за щит и направился вперед. От тяжелого медного запаха крови живот протестующе заурчал, к горлу подкатил тяжелый ком. Обед едва не вылез наружу, в лицо ударил порыв ветра, на коже выступили мурашки.

Хен не успел понять, когда гушарх вдруг оказался перед ним. Небо и земля поменялись местами. Затем он впечатался во что-то твердое. Голова словно треснула, из глаз брызнули звезды, а затылок обожгло. Боль, расползаясь, перетекла к вискам. Ожидая смерти, Хен застонал. Треклятый меч выпал из рук.

— Уносите это отребье, — приказал гушарх своим людям. Голос донесся словно сквозь толщу воды. — Следующий!

* * *

Утром Болтун едва дотащился до кровати. Руки и ноги нестерпимо горели от бесконечных тренировок. В голове крутилась лишь одна мысль: «если так будет продолжаться дальше, то я сдохну». Спасительный сон сомкнулся, как черная вода…

* * *