— Не только, мастер. Вы все время забываете, что на много стадий вокруг нет ни единой живой души. Дикие звери сбежали — лес-то скрючило. Монастырский сад сгнил. Я пробовал сажать некоторые овощи, но всё без толку. Сама земля мертва. Если бы не помощь извне, давно бы умер. Это хорошая сделка, мастер: ближайшие к нам храмовники привозят сюда еду и питье и тем самым очищают свою совесть, а я делаю вид, что они поступают правильно.
Найват поднялся.
— Ладно, хватит разговоров. Отведи меня в главный молельный зал.
Нестройный хор голосов не смолкает, но слов не разобрать — заунывная противоестественная какофония. Звуки слегка приглушает входная деревянная дверь. Мужские идетские голоса доносятся из коридора, неразборчиво умоляют, требуют, кричат, зовут, просят. Порой дверь несильно дрожит, будто кто-то смертельно раненный лежит на полу и стучит ослабевшей ладонью по бронзовой окантовке: «открой-открой-открой…»
Найват держит перед собой длинный полуторный меч, готовый в любой момент атаковать. Лунный свет, врывающийся через раскрытые окна, преобразили комнатку до неузнаваемости. Вроде всё на своих местах, но что-то не так. Будто находишься в совершенно чужом и пугающем месте. Он приказал себе успокоиться. От волнения сердце бешено заходится дробью ударов, в висках сильно стучит — перед глазами пульсируют красные точки.
Шаг.
По двери перестали колотить.
Еще шажок…
Хор голосов стал тише. Показалось? Из косяков двери полился желтый свет, отбрасывая по комнате гигантские тени.
Шаг. Осталось совсем чуть-чуть.
Градины пота скатываются со лба, жгут кислотой глаза. Клинок едва-едва подрагивает в руках.
Рука легла на металлическое кольцо, медленно потянула на себя. Дверь без шума открылась. Первым делом бросились в глаза ряды горящих свечей на полу, уходящие в правую сторону коридора. Стены блестят от прозрачной слизи, тут и там растекаются черные разводы. Сглотнув застрявший комок в горле, Найват выглянул из комнаты. Возле статуи Жаатры молится на коленях фигура в сером плаще. На голову накинут капюшон, а потому лица не разглядеть. Голые по локоть руки пугают неестественной белизной, на стопах вздуваются страшные кровавые волдыри.
— Ренай! — позвал маг.
Нет, это не татуированный. Слишком худой, слишком угловатый, слишком сутулый. Чужак. В нос шибанул сладковатый гнилостный запах, расползся в глотке, на языке появилось неприятное онемение.
— Кто вы такой? — спросил маг.
Его словно подтолкнула в спину невидимая рука, и он направился к худому. Тот повернул голову в его сторону — лицо скрывается во мраке капюшона — и застыл, стоя на коленях и опираясь ладонью о склизкую стену. Найват, чувствуя на себе оценивающий взгляд, нахмурился, пальцы крепче сжали рукоять меча.
— Кто вы такой? — повторил он вопрос.
Фигура в плаще вновь уставилась на свечи перед собой, принялась неразборчиво шептать. Голос слился с хором других, невидимых голосов. Боясь какого-нибудь подвоха и готовясь в любой момент применить клинок, Найват обошел худого, направился дальше. Все ведущие в покои двери по обеим сторонам коридора открыты, и в каждой комнатенке молятся на коленях странные незнакомцы в великанских плащах.
Цепляясь за эту мысль, Найват оказался в просторном зале. Из каменных щелей в полу и на стенах струится красный свет; тьма прячется лишь на потолке, у основания купола; у многочисленных полукруглых арок на другом конце помещения толпятся люди. Найват вздрогнул. Их черные провалы глаз пялятся на него, синие губы кривятся от непонятных слов, эхом разносящихся по всему храму. Одежды давно превратились в бесформенные лохмотья.
С трудом, преодолевая неимоверные усилия, удалось перевести взор на резной трон, стоящий на гранитном возвышении в самом центре зала. Положив руки на массивные подлокотники, сидит на нем старик в выцветших одеяниях. Кожа на лице сморщенная, густые седые усы и борода ниспадают на грудь, копна белых волос перехвачена железным обручом. Его глаза — горящие, будто две звезды, серые, проникающие в самое нутро.
Найват сделал шаг назад, когда дверь за спиной с шумом захлопнулась. Хор голосов усилился, стал оглушающе громким — даже собственных мыслей не слышно. Толпа у арок упала на колени.
По-птичьи склонив голову, старик поднялся с трона, принялся спускаться по гранитным ступеням — медленно, не отрывая взор от жалкого человечка у входных дверей. Его тело начало менять формы: руки и ноги непомерно удлинились, кожа усохла, приобрела сероватый оттенок, нос ввалился, рот раскрылся в безумном немом крике.
Обруч звонко рухнул на плиты, рассыпался ржой.
Тень существа легла на Найвата.