Парадигма

— Я бы не г-г-говорил на вашем месте т-т-так уверенно, священный исполнитель. — Его голос, несмотря на дефект, приятный, бархатистый. — К-к-кого вы увидели? П-п-призрака?

Торговец помог подняться.

По спине Найвата скользнул неприятный холодок, но он быстро взял себя в руки и растянул губы в улыбке в ответ.

— Обжегся травяной настойкой, — попытался пошутить он, сохраняя каменное выражение лица.

— Эту м-м-мочу д-д-действительно страшно пить. У моих людей от нее п-п-периодически случается понос!

— Все хорошо, не стоит обо мне беспокоиться. Я в порядке. Спасибо за вашу помощь.

Люди вернулись к привычным делам — кочевники продолжили курить чудные костяные трубки, торговцы разбрелись по шатрам, их стражники сели за игры в кости и в авву.

А вот Певцы еще хмуро поглядывают на него.

Рядом с Найватом возник насупленный предводитель пустынников, с ходу бросил:

— Чем вы больны, исполнитель? Когда я просил помощи у магов, то не думал, что они подсунут мне бракованный товар.

— Аккуратнее в выражениях.

— Вы не ответили на вопрос.

— Я не обязан отчитываться перед вами.

Тешанас не вымолвил ни слова — лишь пристально посмотрел на него. Внешне он ничем не выдает своей ярости или злости, однако его поза, каменное, чуть надменное выражение лица, высоко вскинутый подбородок и расправленные плечи говорят сами за себя.

Найват не отвел взгляд.

Так продолжалось до тех пор, пока торговец не попытался разрядить обстановку.

— Ут-т-тро мудрее н-н-ночи, — сказал он. — Н-н-нам всем нужно отдохнуть. П-п-позвольте, священный и-и-исполнитель, отвести вас к своему шатру.

Положил руку на его плечо; горячая, пышущая жаром, ладонь обожгла кожу даже через тканевую накидку.

Предводитель пустынников улыбнулся — ровно настолько, насколько позволяет эдикт, чуть склонил голову и направился к своим.

Напряжение разрядилось, Найват тяжело выдохнул.

Проклятье!

Он едва не вляпался в неприятности!

— Следуйте за мной, — сказал торговец. — Вы неваж-ж-ж-но выглядите, если п-п-позволите мне такую откровенность. Как давно высыпались?

— В другой жизни, кажется.

— Не мне сыпать нравоучениями, однако от вас зависит слишком много людей, а вы столь пренебрежительно относитесь к своему здоровью.

— Пытаясь вбить мне в мозги ценные знания, вы перестали заикаться.

— Мой недуг не так страшен, как кажется. Когда я не переживаю о насущных проблемах, то и говорить могу совершенно спокойно, как видите. И прошу прощения за менторский тон — я долгое время был странствующим учителем.

— Неожиданно. И как же судьба сделала из вас торговца?

Тот, уловив сарказм в вопросе, хохотнул, поправил указательным пальцем тюрбан.

— Боюсь, эт-т-та история займет слишком много времени, — сказал он. — Но признаюсь честно: учить детей геометрии мне нравилось больше, чем месяцами тащиться на верблюдах в другой конец мира. Я слишком стар для подобной романтики. Стар для этого дерьма, если понимаете, о чем толкую. Будь возможность — с радостью променял бы кочевую жизнь на сытую и размеренную в каком-нибудь портовом городишке.

Найват понимающе кивнул.

— Вы так и не назвали свое имя, — заметил он.

— И действительно! Я — Стонтас Глыба. Простите мою грубость!

— Довольно иронично быть названным в честь великого математика.

— Наверное, за это стоит сказать моим родителям. Ваше имя, к счастью, я знаю. Поэтому теперь мы на равных.

Он остановился и указал рукой на небольшой круглый шатер — простой, без золотых нашивок и прочей роскоши.

У входа стоит треножник с длинными ножками, в стальных мисках трепещут огоньки пламени. Рядом с ним — грозного вида охранник с огромными ручищами и не менее огромными рельефными мускулами. Лицо дикаря обросшее, грубое, словно наспех высеченное из камня. Возле шатра на земле лежат, укутавшись легкими одеялами, люди купца — все сплошь тертые жизнью.

Даже не обратив на них внимание, Стонтас вошел в шатер. Найват последовал за ним.

— Здесь небогато, но хотелось бы верить — уютно, — сказал торговец. — Будьте моим почтеннейшим гостем. Красивых наложниц не обещаю, да и пойло, п-п-признаться, так себе, однако нам всем сегодня стоит немного успокоить нервы.

— Согласен, верно замечено.

Они уселись на большие подушки возле складного деревянного столика.

Стонтас взял глиняный черный кувшин, разлил густую алую жидкость по кружкам. И первым же громко отхлебнул.

Кивнув, Найват пригубил, нёбо обожгла приятная кислинка, вино скользнуло по горлу, разлилось в пищеводе, обдав теплой волной. Неплохо.

— Я не пью в обычной ситуации, — сказал он. — Алкоголь мутит сознание.

— Значит, ситуация отнюдь необычная, — хохотнул торговец, сняв тюрбан и кинув его на спальную циновку.

— В последнее время плохо сплю, возможно алкоголь поможет.

В шатре нет ничего лишнего — только самое необходимое: несколько подушек, лежанка, скатанное шерстяное одеяло, складной столик и такой же маленький стол, заставленный книгами, кипами бумаг, чернильницами и писчими перьями. Из ценностей только расстеленный тяжелый красный ковер.