Рассказываю о Катьке, о Лане, без особых подробностей, без истерики. Не открывая глаз и ровным голосом. Впервые вообще. И чувствую, что как будто что-то внутри рассыпалось. Что-то давившее по ночам, иногда не дающее заснуть. Что-то всегда обжигающее холодом, когда я вижу входящий видеозвонок от Ланы. Что-то пытавшееся меня швырнуть в истошный крик, когда я обнимала и гладила по спине задыхающуюся от слез маму, пока мы стояли у могилы моей Катьки… моей такой всегда жизнелюбивой и уверенной Кати…
Мой голос дрожит и тут же гаснет при последних мыслях, и на меня медленно накатывается осознание, как много лишнего я сейчас рассказала совершенного постороннему человеку. Это мгновенно трезвит. Я почти с испугом отнимаю ладонь от лица и гляжу в затягивающие, серьезные и чуть напряженные глаза. Его пальцы сжимают мою ладонь сильнее и я достаточно резко сбрасываю его руку, откровенно пугаясь себя и своих реакций от такого простого жеста. Реакций странных, подло и обманчиво шепчущих в крови, что сейчас, наконец, можно дать волю слезам.
Он не настаивает, молча наблюдает, как я в который раз себя подавляю. И негромко произносит:
— Так понимаю, врачи и занятия для Ланы не бесплатны…
— Мы ни в чьих деньгах не нуждаемся. — Неожиданно грубо для нас обоих обрываю его я, и гораздо более спокойным тоном, с ноткой извинения добавляю, — не бесплатны, разумеется. Но с финансами у нас проблем нет. Иначе я бы себе не позволила кафе, а пахала на двух-трех работах. Александр Михайлович, я не настолько уж бестолковая, как вы считаете. — Пытаюсь улыбнуться, выходит натянуто.
— Я так и не считаю. — А его улыбка, ровная и спокойная получается достаточно искренней, но она обрывается и он снова становится серьезным. — Так понимаю, что жест доброй воли ты не примешь?
— Подачку.
— Что? — его брови изумленно вскидываются.
— Подачку. — Повторяю не отвожу взгляд от кармана его пиджака. Там сигареты. Хочу курить, я уже устала от собственных эмоций и всего этого дебилизма. С трудом отрываю взгляд и холодно добавляю. — Как бедным и угнетенным с барского плеча. Я сама… мы сами со всем справимся и нам не нужна ничья помощь.
— Финансово нет, это я понял и повторять мне не нужно. — Он уязвлен, хоть и старается это скрыть. Как и раздражение в голосе. Но и то и другое у него получается весьма херово. — Но я не и не помогаю финансово. У меня некоторые проблемы были в прошлом, и я… не то чтобы занимаюсь детской благотворительностью, но, в общем, не могу ровно смотреть и стараюсь как бы… Блядь.
Тут уже наступила моя очередь удивляться. Он отвел взгляд, тяжело глядя в окно. Губы твердо сжаты, пальцы несколько нервно постукивают по столешнице и он тут же сцепляет руки вместе, чтобы скрыть это. И я тут прекрасно понимаю, что у этого человека очень редки моменты, когда ему не хватает слов. Эта ситуация именно такая. Только вот почему? Он, на мгновение дольше положенного прикрывает глаза и ровно произносит:
— Я считаю, что хороших людей в жизни мало. Вернее их почти нет. И когда встречаешь такого человека, то долг совести помог… оказать поддержку. Тем более, когда дело касается детей.
— К чему вы клоните?
— Сам не знаю… — рассеянно улыбается и качает головой, не переводя на меня взгляда. — Может быть это сейчас и прозвучит дико. Хотя нет, не может быть, эта реально дико прозвучит, но как насчет того, чтобы территория под твою кафешку стала твоей собственностью?
— То есть купить ее?
— То есть купить. Оль, не надо на меня так смотреть. Я же не деньги тебе предлагаю, а сделку купли-продажи. Знаешь, я очень люблю присказку про голодного и удочку, пусть это сейчас и прозвучит грубо в контексте твоей ситуации. Впрочем, мне кажется, ты тоже придерживаешься таких взглядов на жизнь. Согласишься и дышать легче станет, да и территория перспективна, на самом деле. Без напряга откроешь свою кофейню и прочее, в следующий сезон параллельно кафешку, сквером с весны начнут заниматься, проходимость там уже будет выше…
— Так, стоп. — Хмуро обрываю я. — Вы сами говорили Владимиру о грядущей постройке дома, какие перспективы? Какой сквер?
— На самом деле, я слукавил относительно того, что близ территории будет идти постройка жилого дома. — Фыркнул он, с удовольствие глядя на мое вытянувшееся лицо. — Нет, дом, разумеется, построят. Но не в той части. Там по плану разбивают внушительный сквер и стоимость аренды, как и самой территории, с учетом этого фактора обоснованно повысилась бы, только хряк поднял ее из вредности, а не потому что знал о плане застроя. Так что три миллиона, с учетом грядущих перспектив, это довольно низкая цена. — Он хохотнул, потягиваясь на стуле и все с таким же удовольствием отслеживая мои реакции, — да и вообще, если уж быть до конца откровенным мне и не нужна эта территория. Просто я ненавижу хабалистых и наглых людей, которых пропирает до откровенного хамства, как только им вежливо отвечают. Думаю, воспитанность и терпение они считают признаком слабости. Хряка, как классического представителя вида «быдло обыкновенное», подвида «откровенно мерзкий тип» нужно было проучить.