Парад планет

Приезд шефов-академиков в Яблоневку, их посильное участие в общественно полезном труде, научные диспуты с грибком-боровичком, а также сеансы практической иглотерапии, которые Хома дал многим светилам науки за колхозным курятником в дерезе, — все это не могло остаться не замеченным органами мировой печати — будь это органы информации или органы дезинформации. Английская буржуазная газета «Дейли миррор», например, писала о том, что постановка балета «Икар» в яблоневском коровнике — это незначительный, малозаметный успех в налаживании контактов искусства с жизнью. Парижская газета «Орор» деланно сокрушалась, что на Украине не так много странствующих передвижных зверинцев, в каждый колхоз им заезжать трудно, поэтому в самое ближайшее время нельзя надеяться на резкое повышение урожайности сельскохозяйственных угодий. За границей не прекращали попыток разгадать «феномен Хомы», корни его сверхчеловеческой сущности. Блеф, сон рябой кобылы — так можно было бы назвать большинство статей. Особенно яркий такой сон рябой кобылы появился в одном полу порнографическом бульварном журнальчике, который печатался в Амстердаме, а назывался этот сон рябой кобылы так: «Исследования Хомы из Яблоневки с точки зрения клинической психологии».

Автор статьи, начинающейся с цитаты из Зигмунда Фрейда, утверждал: мол, на генеалогическом древе грибка-боровичка не обошлось без сучков… Оказывается, для бабы Явдохи, которая так любила маленького Хомку, был характерен так называемый симптом капюшона. Симптом капюшона выражался в том, что, отбивая вальком белье на камне, баба Явдоха так задирала юбку, что подол ее даже закрывал бабе лицо. Кроме того, у бабы Явдохи был синдром Отелло. Этот синдром выражался в том, что баба Явдоха ревновала своего деда Харитона к каждой яблоневской молодице. Кроме того, баба Явдоха в девичестве несколько раз переживала манию эротического преследования Крафта-Эбинга, ей казалось, что в темном переулке ее поджидают парубки и что она слышит их бесстыдные разговоры. Эта мания эротического преследования прошла у бабы Явдохи, когда ее полюбил дед Харитон.

А уж как в этом полупорнографическом журнальчике досталось деду Харитону, обыкновеннейшему яблоневцу! Да, видно, не такому уж и обыкновеннейшему, раз без него нельзя было обойтись на этом генеалогическом древе, которое увенчивал Хома. В юном возрасте трудясь в панской экономии, Харитон на восьмом и девятом годах жизни испытал страх так называемого акинетического нападения Дузе: неожиданно замирал перед рябым ягненком или безрогим теленком, будто громом пораженный. Тогда же, на работе в панской экономии, он увидел локомобиль, с помощью которого молотили зерно. Сильное впечатление от локомобиля привело к синдрому Джелиффа: маленькому яблоневцу показалось, что его ноги превратились в два металлических колеса, на которых можно быстро катиться по дороге и бездорожью. Уже парубком он частенько попадал под власть скиртодии Бжежицкого: любил покрасоваться перед девчатами, проскакать перед ними на диком жеребце, мог на ярмарке залюбоваться волами, на которых у него не было денег, а то вдруг в разговоре с учителем церковноприходской школы ввернуть ученое словцо, услышанное от сельского батюшки. Но едва ли не ярче всего у деда Харитона в первую мировую войну проявился симптом акайрии Аствацатурова. Раненный в ногу в мазурских болотах, Харитон из Яблоневки к каждому приставал с одним и тем же вопросом: «За что они меня так?.. За что они меня?.. За что они меня?..» Услышав или не услышав ответ, охваченный отчаянием, возненавидев жестокую несправедливость войны, он тогда, в мазурских болотах, с этим вопросом, кажется, обращался к ельнику, к морошке, к клюкве, к птицам, будто мир природы мог ответить ему!