Парад планет

Перед финальной картиной какая-то из доярок смилостивилась над главным балетмейстером Вениаминовым, от творческих переживаний буквально спавшим в теле, и налила человеку кружку свеженадоенного молока. Творец опрокинул кружку одним махом, потому как должен был спешить, песенно-светло плыли над скотиной и над яблоневскими животноводами теплые звуки скрипок и гобоя, уже будто переливалась звучанием всех своих сорока семи струн арфа, воспламенялась небесными клавишными звуками челеста (следует сказать, что ее молоточки, стучащие по металлическим пластинкам, будто пульсировали энергичным светом, тембр их звучания был таким сладким и нежным, что напоминал вкус астраханского арбуза), и колоратурное пение вознеслось над сопрановыми партиями как лилия на высоком стебле. Так вот, спектакль увенчивался достойным венцом, и создание этого венца потребовало от главного балетмейстера Вениаминова едва ли не полного самоотречения, потребовало от него максимального напряжения чувств и мыслей. Правда, запах молока, стоявший в коровнике, щекотал ноздри, горло содрогалось от спазм, но эти мелочи не мешали ему размышлять приблизительно таким образом: «Ох, финал — полет Икара, фонтан эмоций, радость достигнутой мечты! Контрастно-сложенные и поэмно-симфонические структуры… Кода должна символизировать пришествие десятков, сотен, тысяч новых Икаров — пусть они приходят в колхозы, на фабрики, на шахты. Икары должны работать, дерзать в труде, но труд их должен быть не бескрылым, а крылатым. Новейшие Икары все время должны ощущать свои крылья за плечами, ощущать себя в полете, ибо они в веках утверждают подвиг первопроходца воздушных трасс!»

Конечно, балетмейстер Вениаминов мог думать совсем иначе, ведь вы же знаете, как трудно заглянуть во внутренний мир творца, окинуть взглядом бездны озарений и вдохновения или попытаться в словах передать волшебство и одновременно материалистическую сущность творческого процесса… В яблоневском коровнике с помощью хореографических, музыкальных и хоровых средств еще создавался образ монументального полета, когда грибок-боровичок поставил свои вилы в угол.

— Ну, я сегодня молодец, — сам себя похвалил старший куда пошлют, вытирая обильный пот со лба. — Я сегодня один за восемнадцать человек управился, хотя порою управлялся и за двадцатерых без двух.

Сказав такое, будто гвоздиком прибив, Хома величаво прошел мимо оркестра, мимо хора, мимо дощатых декораций сцены, где, собственно, и воплощалась яркая оптимистическая трагедийность подвига Икара, мимо мучающегося в творческом экстазе главного балетмейстера — и очутился во дворе, в строгом звездном сиянии и головокружительных запахах летней яблоневской ночи. Шел домой и разговаривал сам с собой:

— Хе-хе, даже холодное железо можно под такую музыку согнуть. Хо-хо, под такую музыку даже на крепкое дерево можно идти без крутого клина… Ну и Икар! Такой не подавится галушкой, как когда-то Мазепа в Полтаве подавился. Славный у них па-де-труа вышел!.. А какие квартсекстаккорды и квинтсекстаккорды в коде!.. А какое тяжкозвонкое бархатное звучание рояля, какие виолончели и контрабасы, какие громкие литавры, а ведь еще ксилофон, колокола, гонг, маримбафон!.. Хо-хо, под такую музыку можно не спешить языком молотить, а торопиться делом, можно руками поддавать, а не впустую гоготать!

— Э-э, да ты сегодня, гляжу, с работы поскорей-пораньше, — промолвила Мартоха, когда Хома переступил порог хаты. — Про тебя не скажешь, что ты живешь земле в тягость.

— Где нет охоты, там нет работы, — ответил Хома, — а сегодня этот Икар на ферме нагнал-таки на меня великую охоту к ударной работе. Я и управился на пять минут раньше, да и пошел домой, а они там еще играли и пели…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

в которой Мартоха не нарадуется экзотическим зверям, птицам и гадам, увиденным летним днем в поле на свекле, а также скороговоркой говорится, как выпивали и закусывали смотрители зверинца

Поужинав, поговорили мирно про всякую всячину: про кур, коровку, про то, что крот на грядках лука изрыл землю, надо бы завтра с утра пораньше выйти на него с лопатой. И уже когда напала зевота на обоих, уже когда укладывались спать, Мартоха сказала, что к ним в поле приезжал сегодня зоопарк. Так и сказала Хоме:

— К вам Икара привозили на ферму, чтобы помогал, а к нам в звено на свеклу доставили целый зоопарк. Мы себе пропалываем свеклу, а нам всяких зверей показывают. Солнце в небе играет, вовсю припекает, но даже и самые ленивые, Хома, старались! Хорошо трудились в поле даже те, что пять дней ничего не делают, а шестой отдыхают, и те, у кого никогда за ухом не свербит, и те, что работают, как себе в убыток. Что за зоопарк, что за звери! Ни у кого в руках мотыга не стыла, никто не хотел вести к волку коровку, чтоб не болела головка…