На миг они замерли, прижавшись друг к другу, явно думая о самих себе. Обе лошадки были покрыты серой шёрсткой, и даже со стороны ощущалось, какая она мягкая и тёплая, как скатывается с неё вода. Казалось, что лошадки усеяны мелкими цветочками.
Муми-тролль наблюдал за ними, пока с ним самим не произошло нечто странное — возможно, совершенно естественное: он вдруг почувствовал себя таким же прекрасным, лёгким, игривым и горделивым. Он выбежал на песок и воскликнул:
— Какая луна! Как тепло! Кажется, что вот-вот полетишь!
Лошадки вздрогнули и метнулись прочь. Они проскакали мимо с круглыми глазами, гривы волновались, как вода, копыта выстукивали панический марш, и всё-таки отчего-то было понятно, что всё это игра. Муми-тролль знал, что они просто играют в страшный испуг и радуются этой игре, но он не знал, можно ли потрепать их по спинам или ещё как-то успокоить. Он снова стал маленьким, толстым и неуклюжим и, когда они пробежали мимо него в море, закричал:
— Лошадки, вы такие красивые! Не убегайте от меня!
Взметнулись брызги, последняя радуга пропала, берег снова был пуст.
Муми-тролль сел на песок и стал ждать. Он был уверен, что лошадки вернутся, просто обязаны вернуться, главное, чтобы у него хватило терпения дождаться.
Ночь тянулась всё дольше, луна зашла.
Может, если зажечь свет, лошадкам понравится и они выманятся снова поиграть? Муми-тролль зажёг фонарь, поставил его перед собой на песок и стал неподвижно смотреть на тёмную воду. Спустя мгновение он встал, поднял фонарь и стал покачивать им туда-сюда. Это был знак. Он старался думать спокойные и дружелюбные мысли, он махал фонарём, он был готов ждать сколько угодно.
На берегу вдруг похолодало — наверное, наступало утро. Холодом тянуло с моря, лапы замёрзли. Муми-тролль вздрогнул и поднял глаза.
Прямо перед ним на воде сидела Морра.
Она сидела неподвижно и только следила взглядом за движениями фонаря. Муми-тролль знал, что ближе она не подойдёт, но всё равно не хотел на неё смотреть. Ему хотелось поскорее и подальше сбежать от её холода и неподвижности, от этого кромешного одиночества. Но он не мог сдвинуться с места. Просто не мог.
Муми-тролль стоял и махал фонарём всё слабее и слабее. Довольно долго ни он, ни Морра не двигались с места. Наконец Муми-тролль начал медленно пятиться. Морра осталась сидеть на своём ледяном острове. Муми-тролль продолжал отступать по песку к зарослям ольхи, не выпуская Морру из вида. Потом он погасил фонарь.
Наступила кромешная тьма — луна уже ушла за остров. Ему показалось, что какая-то тень отплыла к отмели, но он не был в этом уверен.
Придавленный мыслями, Муми-тролль побрёл обратно к маяку. Море было спокойным, но листья осин пугливо подрагивали. Из чащи на него повеяло сильным запахом керосина. Этот запах не принадлежал ни ночи, ни острову.
— Я подумаю об этом завтра, — решил Муми-тролль. — Сейчас это уже не помещается в голове.
Глава четвёртая
Норд-ост
Перед восходом солнца задул ветер с востока, колючий и своенравный. Семейство проснулось около восьми, к тому времени ветер успел нагнать дождя, и тот рывками налетал на маяк.
— Теперь у нас будет вода, — сказала мама. — Какая удача, что я успела найти в скале ямку и вычистить.
Она положила в печку дров и разожгла огонь.
Муми-тролль ещё лежал в кровати, разговаривать не хотелось. По потолку расплывалось тёмное пятнышко с каплей посередине. Капля становилась всё тяжелее и наконец приземлилась на стол, оставив на потолке зачин для следующей капли.
В комнату ворвалась Мю.
— Сегодня нелифтовая погода, — сказала она, выжимая волосы. — Корзину сдувает.
Ветер снова взвыл над башней, дверь громко хлопнула.
— А кофе будет? — спросила малышка Мю. — В бурю у меня всегда просыпается аппетит. В чёрном озере поднялась вода, а мыс этого психа превратился в остров! А из него самого ветром выдуло последние мозги — лежит под своей лодкой и считает капли.
— Сети! — воскликнул папа, выскакивая из кровати. — У нас же раскинуты сети!
Он подбежал к окну, но поплавка не увидел. Восточный ветер — целый шторм! — шёл через мыс. Поднимать сети в такой ветер, да ещё и в дождь — занятие не из приятных.
— Пусть лежат, — решил папа. — Нагонит побольше рыбы. А после кофе я поднимусь в башню и попытаюсь выяснить природу этого ветра. Сдаётся мне, к вечеру он стихнет.
Из башни ветер выглядел примерно так же, как и из комнаты. Папа постоял и посмотрел на светильник, потом открутил одну гайку и прикрутил снова, поднял и опустил стеклянный колпак. Это были совершенно напрасные действия, но что сделать ещё, он не знал. Немыслимая небрежность — не оставить инструкций к маяку! Просто непростительная.