Паноптикум

«Их же двое». В голове взрыв. Я рванула к нему, замахиваясь палкой, но матюгнувшаяся Линка уперлась стопами в асфальт и рывком дернула меня назад, смазав мне замах и почти уже удар куда-то в район его виска. Если бы он не отшатнулся, а меня не удержала бы Линка, я бы попала.

Он с ужасом смотрел в мое злобное перекошенное лицо, я с трудом отвела взгляд от него и помогла встать Линке.

— Еще раз увижу — убью. — Честно предупредила я, презрительно посмотрев на него и одновременно трясущимися пальцами убирая пряди налипшие на бледное лицо сестры.

Алинка отпихнула мою руку, склонилась и подняла оброненную мной сумку, явно сдерживая стон. И побледнела, глядя за меня. Я резко обернулась, перехватывая двумя руками перекладину, но поднявшийся Гаврилов, сжимающий странно, как-то пугающе скошенную нижнюю челюсть отшатнулся назад, что-то неясно промычав и указывая на своего брата, так же соскребающегося с асфальта. Ушли они быстро, Рижский мучительно уходил глядя на меня до момента, пока я рыкнув не швырнула в него перекладину, едва не разбив чью-то машину.

Я оцепенело смотрела им вслед, не слыша скрежета своих сцепленных зубов из-за все еще воющей в голове злости, подстегиваемой бешенным набатом сердца. Линка потянула меня к подъезду, доставая из кармана куртки ключи.

— Слушай, поехали в больницу, Лин, нос по ходу сломан. — Пытаясь успокоить сердцебиение и выровнять дыхание, опираясь спиной о стенку лифта, сказала я, глядя на Линку, хмуро смотрящую на себя в зеркале лифта.

— Да нормально все. — Осторожно убирая окровавленную руку от лица ответила она, и, не глядя, впихивая мне мою сумку. — Уебки… С работы домой шла, смотрю, крокодайлэ у подъезда стоит. Ну, думаю, началось. И тут эти двое с претензией ко мне ковыляют. Рижский глазки потупил и молчит. А Сенька, это тот, которому ты челюсть сломала, на личности давай переходить. Про тебя сказал, что типа, место натрахала… Ну я и малек взбухла. А потом ты ему челюгу сломала. А Артему нос походу, — довольно гоготнула Линка, глядя на мое фыркнувшее и скривившееся лицо. — Пиздец, мужики пошли…

Я сбито выдохнула загоняя назад на дно, темное ревущее пламя, еще подергивающее кончики пальцев и мысли в сторону, что этого было не достаточно. Недостаточно сильно ударила. Надо было сильнее и по нескольку раз. Надо было еще несколько раз и сильнее, чтобы, сука, кости переломать, чтобы твари вопили. Чтобы вопили и не смогли дергаться. Чтобы больше никому… Сжала челюсть, на мгновение прикрывая глаза и колоссальным усилием возвращая себе самоконтроль. Неверными пальцами провернула ключами в замке.

Степаныч спал посреди коридора. Громко храпел и распространял убойное амбре перегара.

— Чуть-чуть не дошел, — невесело усмехнувшись, заключила я, разуваясь на пороге и пошла в свою спальню за подушкой.

— Ну, на этот раз хоть ближе к туалету, — хмыкнула Алинка, приподнимая голову Степаныча, чтобы я положила под нее подушку. — А то опять на мою раскривушку псыкнет. «Ой, Алинка, а чего ты в туалете спишь?» — гундосо передразнила она, порицательно постукивая пальцем по лбу храпящему отчиму, пока я расправляла на Степаныче плед.

Я посмотрела на ее побитое лицо с распухшим носом, все в мазках крови и с начинающимся справа отеком округляющим ее тонкие черты. Алинка ответила мне мрачным взглядом, предупреждая слова жалости.

— Переименую тебя в телефоне на Шрека, — гоготнула я.

Линка согласно фыркнула и пошла разогревать нам ужин, а я плюхнулась на задницу возле Степаныча, положила локти на разведенные колени и закрыла ладонями лицо, почти окончательно успокоившись под громкие храповые рулады бухого в щи Степаныча, не подозревающего, как и Линка, что у меня сегодня начался кошмар и я не знаю, что с ним делать. Вот даже отметелив Гавриловых за Линку легче мне не стало. Потому что та тварь из ресторана могла сделать со всеми нами гораздо худшее, если я ошибусь. Беда в том, что ошибаюсь я довольно часто, и я уже это сделала. Там, на столе в полутемном коридоре ресторана. Я запустила цепную реакцию и нужно будет ориентироваться нечеловечески быстро и умно, чтобы не привести к атомному взрыву.

* * *

Эмин Амирович с тремя своими людьми заявился почти одновременно со Спасским и Завьяловым. Я стояла под дверью в коридоре, пока Казаковские заносили в кабинет сумки и считала удары своего сердца. Меня не дергали. Пока.

Все начнется позже, это я точно знала.

Люди ублюдка унесли сумки через полчаса. Потом ушел Завьялов. Еще минут через сорок Спасский, сказавший мне зайти в кабинет.

Когда он скрылся за поворотом, я держала онемевшими пальцами дверную ручку. Сглотнула и повернула.

Он сидел в одном из кресел напротив входа. Взгляд немедленно вонзился в мое лицо, заставив сердце ошибиться. Улыбнулся уголком губ, расслабленно наблюдая, как я закрываю дверь и опираюсь о нее спиной, деланно спокойно глядя в его лицо. Прикусившее на секунду нижнюю губу, чтобы скрыть уже отчетливую насмешливую улыбку, от которой кровь в жилах стала течь гораздо медленнее.

— Что с руками? — его голос глубок, без намека на акцент.