Панкрат. Возвращение в небо

Он тоже улыбнулся ей, потом опустил глаза и прочитал: «Аня. Двенадцать видов эротического массажа».

– Почему вы этим занимаетесь? – Панкрат поднял глаза и снизу вверх грустно посмотрел на нее. – Тамбовский заставляет вас зарабатывать?

– Нет, – она рассмеялась. – Я просто выполняю его мелкие поручения… А хотите, – она склонилась над Сувориным, опершись рукой о столик, – я проверну для вас какое-нибудь дельце?

– Вы предлагаете мне сексуальное избавление от депрессии?

– Когда мужчины слышат слова «эротический массаж», у них просто заклинивает, – рассмеялась девушка. – Вот вы это на себе сейчас почувствовали. А я вам просто техническую помощь предложила. Вы мне показываете человека, а я выуживаю из него все, что вам нужно. Понятно?

– Понятно, – смутился Панкрат. – Так вы тайный агент Леонтия Тамбовского?

В ответ она звонко рассмеялась.

Панкрат поднялся и проводил ее до дверей.

– Я здесь не задержусь, – пообещал он, вздохнув.

В ответ Аня протянула ему для пожатия руку и процитировала Омара Хайяма:

Всех ждет небытие.
Ты мог исчезнуть.
Еще ты существуешь —
Весел будь!

– Это хорошая философия! – подытожил Панкрат, с улыбкой пожимая ей кончики пальцев. – Я читал его философский трактат «О всеобщности бытия». Умный мужик, ничего не скажешь. Астрономическую обсерваторию возглавлял. И математик, между прочим, был от Бога. Представляете, его календарь намного точнее современного григорианского. А за рубаи эти ему церковники чуть голову не отрубили.

– За что?! – Аня, уже взявшись за ручку двери, замерла. – Что в них плохого?

– Омар ибн Ибрахим во главу угла ставил человека, подчеркивал кратковременность его жизни и призывал жить, а не отрекаться от того, что дала судьба.

Развеселись! В плен не поймать ручья!
Зато ласкает беглая струя…

– прочитал он.

Нет в женщинах и жизни постоянства,
Зато бывает очередь твоя, —

продолжила девушка и снова звонко рассмеялась.

– Это уже психосоматика, – улыбнулся Суворин.

– В каком смысле?

– А в таком, – лицо Панкрата стало серьезным, – что если человек копит в себе обиду, то, как правило, умирает от тяжелой болезни.

– А вы не копите обиды?

– Нет.

– Что? Всем все прощаете?

– Многое прощаю.

– А если не прощаете?

– Тогда разбираюсь.

– А если не получится разобраться?

– До сих пор получалось.

– А чем вы руководствуетесь во время разборок?

– Для меня нет ни указателей, ни руководства.

– Так что же вами движет?

– Не знаю.

– То же, что и Леонтием, – с лица ее «сползло» оживление, и оно стало скучным. – Смелость и тщеславие.

– Не знаю, – с задумчивым видом повторил Панкрат. – Я никогда об этом не задумывался.

– Это неудивительно, – девушка снова улыбнулась и, вытянув губы, сдула со лба прядь волос. – Мужчины не умеют задумываться. Это удел женщин. Мужчины просто глобально мыслят.

– Очень любезно было с вашей стороны объяснить мне, что к чему, – он тоже улыбнулся, наблюдая, как челка снова упрямо ложится на ее лоб.

– Звоните, если потребуется что-нибудь еще. Счастливо оставаться. А ключи, – вспомнила она, – вот они, на столике возле телефона, – Аня наконец открыла дверь и вышла.

Суворин, закрывшись на все замки, пошел в комнату. Первым делом подошел к окну и посмотрел в щель между портьерами. Аня как раз в этот момент села в красный «ситроен» и через минуту, тихо и аккуратно развернув его, покинула двор.

Панкрат поправил шторы и повернулся, сначала бросив взгляд на компьютер, потом на кофейник. Подошел и потрогал его. Тот был еще достаточно горячим.

Суворин сел в кресло, налил себе кофе и выпил его, заедая ломтиками тонко нарезанного пармезана. Потом достал из кармана носовой платок, собираясь вытереть руки. Но, вспомнив, в какой «переделке» тот побывал, поморщился и засунул его обратно в карман. Затем поднялся и пошел в ванную комнату.

Это помещение поразило его так же, как и прихожая. Только теперь исключительно цветом. Все, что находилось в ванной комнате, начиная от плитки, которой были выложены полы, было нежно-оранжевого цвета. Особенно поразили его оранжевый кран и оранжевый змеевик.

Панкрат уже в который раз за пару часов пребывания в этом доме улыбнулся, глядя на себя в зеркало с оранжевой окантовкой. Вымыл руки оранжевым мылом, вытер их оранжевым полотенцем и, тихо закрыв за собой оранжевую дверь с оранжевой ручкой, вышел.

«Оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевый верблюд», – пропел он, направляясь в комнату. Но по пути заглянул в туалет и облегченно вздохнул. Тот был в черно-золотистых тонах.

«В конце концов, каждый защищается от серости чем может, – решил Суворин, старательно отгоняя мысль о том, что у Ани какие-то проблемы с психикой. – Оранжевый цвет – это не самое страшное, убеждал он себя. – А туалет – вообще супер!»

«Интересно, глобально я сейчас размышляю или просто задумался?» – усмехнулся Панкрат, доставая мобильный. С благодарностью вспомнил Макарыча, стерегущего в своем доме-крепости медальон Анэс, и набрал номер его племянника.