И боевики держались в стороне, не подходили ближе десяти метров к пленным. Азизов несколько раз наблюдал, как добивали прикладами и ножами отставших, вконец обессилевших и упавших на дорогу солдат. Все пленники боялись оказаться в хвосте колонны, жались друг к другу.
Сзади вновь раздался истошный крик. Саид обернулся и привстал на цыпочки, заглядывая через головы. Двое раненых пленных солдат не смогли идти и упали в пыль. Они пытались подняться, но окровавленная одежда говорила о большой потере крови. «Сарбосы» еле шевелились на дороге и тянули руки к своим товарищам, которые ковыляли все дальше и дальше. Душманы не стали церемониться, с шутками, выкрикивая оскорбления, обоих несчастных забили ногами и прикладами. Раненые пронзительно покричали и затихли. Подогнали трофейную машину, проехали по лежащим пленникам, потом во второй раз. Афганцы уже не шевелились. Душманы выстрелами добили пленников и пошли дальше, бросив мертвецов на съедение хищникам-падальщикам.
Экономя силы, больше Азизов не оборачивался. Изредка он слышал выстрелы в конце колонны и понимал, что душманы добили еще одного пленника, потерявшего последние силы. Саид сосредоточился только на себе. Главное, не упасть самому. И он, стиснув зубы, шел и шел, толкаясь плечами и локтями с такими же обреченными людьми, которых так же шатало из стороны в сторону. Рахимов все время старался быть поблизости. Он чуть отставал, но, спохватившись, снова догонял земляка и шел рядом. Наверное, ему было так легче. Саид понимал, что Шавката тяготит собственное малодушие, тяготит воспоминание о смерти Таджибеева, хотя в его смерти он непосредственно не виноват. Ему явно было стыдно, что он тогда струсил, и теперь бредет среди пленных куда-то в неизвестность, возможно, к смерти. А вот Саид сражался, и хотя тоже идет к смерти, но он герой, а не трус.
— Саид? — хрипло позвал Рахимов, пошатнувшись и ухватившись за руку товарища.
Азизов вскрикнул от боли, в глазах у него потемнело, и он на миг остановился. Его тут же стали толкать идущие сзади, едва не свалили с ног. Он чудом устоял и двинулся дальше, стискивая зубы и борясь с дурнотой. Только не упасть, только не упасть! Тогда конец. Пуля в голову, и все!
— Саид? — снова позвал Рахимов.
Тот лишь помотал головой, ответить он не мог, распухший язык во рту не шевелился. Да и отвечать не хотелось. Не о чем было говорить. Но Рахимову было страшно, и как каждый человек в состоянии страха, он пытался говорить, много говорить, хоть этим отвлекаться о своего страха. Сначала Шавкат искал поддержки у афганцев, пытался заговаривать с ними. Но пленники не отвечали, каждый думал о своем, почти все страдали физически, и им было не до разговоров. Тогда Рахимов снова попытался заговорить с Азизовым.
— Саид, ты знаешь, куда нас ведут? — спросил он. Потом помолчал и добавил: — И я не знаю. Никто не знает. Я спрашивал. Думаю, что нас ведут к тому самому Ахмад Шаху, о котором столько разговоров было. Эта территория им контролируется. Может, вербовать будет в свой отряд, как ты думаешь?
— Пошел ты… — смог выдавить из себя Саид.
По рядам пленников прошел гул, похожий на стон. И тут же раздались резкие угрожающие возгласы охранников.
Колонна остановилась, и Саид с трудом поднял голову, пытаясь сфокусировать зрение на окружающих предметах. Все расплывалось перед его глазами, он с трудом стоял на ногах. Но запах свежей холодной воды доносился так явно, что он сразу понял — река! Рахимов топтался рядом, судорожно сглатывая, и дышал в затылок Саиду. Он как помешанный шептал только одно слово: вода… вода!
Колонну повернули лицом к небольшой быстрой речушке, стремительно проносившейся между большими валунами. Ширина ее была не больше двадцати метров, а глубина местами вряд ли даже больше полуметра. Охранники разошлись в разные стороны, а потом громко захлопали в ладоши, как будто подгоняли бойцовых петухов во время поединка:
— Пошли! Пошли к воде! Всем пить!
Под хлопки десятков пар рук и громкий издевательский смех толпа пленных бросилась к воде. Люди падали на колени, их сбивали бегущие сзади, падали через них и снова пытались встать. Кто-то просто полз к воде, хватаясь скрюченными пальцами за камни. Пленники отпихивали друг друга, наносили удары локтями, коленями, рвали одежду и снова падали на камни. Наконец вся изможденная, хрипящая, изодранная и окровавленная толпа добралась до воды.
Пили шумно, почти лакали, как собаки, потому что брать воду ладонями никто не мог — руками нужно было опираться о камни. А если упасть лицом в воду, то захлебнешься, ведь обессиленные руки не поднимут тело, никто не поможет.
Постепенно человеческая масса затихла, отплевываясь, отхаркиваясь и постанывая, люди стали садиться на берегу, плескать водой себе на лицо, на грудь. Ледяная вода с гор охлаждала тела и лица. От нее начинали ныть раны. Переполненные водой желудки отвергали ее, и многих рвало. Почти никто не мог подняться на ноги, как запаленные лошади.