Пандора в Конго

В любом случае у меня было совсем немного времени на размышления, потому что в этот момент в комнату ворвалась – ватага рыжих гномиков. Это были дети Мак-Маона: семь, восемь или девять, и все совершенно одинаковые. Мальчики в коротких штанишках, а девочки в юбочках. Волосы, которые у всех отливали медью, как у отца, были коротко пострижены и щетинились ежиком; а на круглых, как апельсины, рожицах золотились тысячи веснушек. И у девчонок, и у мальчишек локти и коленки были в ссадинах и царапинах. Они тут же набросились на меня со своими палками и стали колоть в бока и в ноги. Моей спасительницей (никогда бы раньше в такое не поверил) стала госпожа Мак-Маон. Они ее слушались, как маму-курицу. Она велела им построиться в мою честь по возрасту. Каждый следующий был ровно на два пальца выше предыдущего.

– Это господин Томсон, – объявила она. – Поприветствуем его.

– Здравствуйте, господин Томсон! – сказали дети в один голос.

– С сегодняшнего дня он будет жить с нами. Давайте скажем ему: добро пожаловать!

– Добро пожаловать, господин Томсон!

Сразу после этого госпожа Мак-Маон и дети отправились в сад. Не было ничего удивительного в том, что эта женщина, которая всю жизнь мечтала быть гувернанткой, чувствовала себя такой счастливой в роли матери многодетного семейства. Господин Мак-Маон предложил мне следовать за ним.

– Томми, дружок, пойдем со мной, – сказал он мне, – я покажу тебе дом. А еще я хочу познакомить тебя с одним человеком.

Мак-Маон провел меня по всему дому. Когда мы подошли к гостиной, он задержался у двери и сказал мне тоном гида:

– А сейчас я познакомлю тебя с господином Модепа.

– Модепа?

Вместо ответа господин Мак-Маон открыл дверь. Комната оказалась очень большой: часть ее была отведена под библиотеку, а остальное помещение служило гостиной. В одном из кресел сидел чернокожий человек и читал иллюстрированный журнал. Увидев нас, он подскочил так, словно черт уколол его шилом в задницу. Это почти автоматическое движение и манера вытягиваться по-военному навели меня на определенные мысли. Мы пожали друг другу руки. Желтоватые жилки, похожие на червячков, испещряли белки его глаз. Никакая история болезни не могла бы яснее описать его диагноз. Мак-Маон сказал:

– По-английски он не понимает. – Затем он повернулся к господину Модепа и стал тыкать в меня пальцем, крича: – Томми! То-о-омми-и-и! Ты понял? Его зовут Томми!

Мак-Маон был из тех людей, которые считают, что лингвистические пробелы иностранцев можно компенсировать исключительно криком. Он орал тем сильнее, чем хуже его собеседник понимал его. Судя по его крикам, господин Модепа не знал ни единого слова по-английски. Он лишь улыбался.

– Бедняга говорит только по-французски, – извинился за него Мак-Маон.

Несмотря на это утверждение, я отвел его на несколько шагов в сторону и спросил шепотом:

– Откуда вы его взяли?

– Оттуда же, откуда тебя, – таков был его удивительный ответ. – Я уже говорил тебе, что каждый день ходил к развалинам старого пансиона, чтобы посмотреть, не появился ли ты. Однажды я обнаружил его на том самом месте, где сидел сегодня ты. Я попытался заговорить с ним, но мы не поняли друг друга. Он только повторял свое имя: Модепа, Модепа. На следующий день я опять пошел туда. Он продолжал там сидеть. И на следующий день тоже. И через два дня. Наконец, мне стало его так жалко, что я решил забрать его к нам домой.

– Вы привели его сюда? Даже не зная, кто это?

– Ну да.

Через несколько дней после моей демобилизации произошло событие, наделавшее много шума. Прошел слух, что весь немецкий флот вышел в море, готовый к бою, и корабли, которые везли на фронт полк солдат из Сенегала, вынуждены были пристать к английскому берегу. Там стрелков-африканцев разместили кое-как на складах, чтобы переждать опасность, а потом доставить на континент. Но непонятным образом до них дошло известие о том, что несколько недель назад целый полк африканцев был уничтожен неприятелем, и они массово дезертировали. Сбежавших солдат из Сенегала было больше тысячи. Началась крупномасштабная охота на людей. Некоторые из них, движимые паникой, оказались на лондонских улицах. В газетах появились фотографии, запечатлевшие фантастические сцены: английские полицейские, преследующие стрелков из Сенегала. Я напомнил Мак-Маону об этом случае.

– Ну, что ж. Может, это и так. – В его тоне прозвучало полное безразличие.

– Вы что, не понимаете? – спросил я. – В таком случае мы укрываем дезертира. А это серьезное преступление, очень серьезное.

Но Мак-Маон устало махнул рукой:

– Все устроится, вот увидишь. Когда-нибудь эта война кончится, и тогда уже не будет ни героев, ни дезертиров. Будут только живые и мертвые. В этом доме господин Модепа не дезертир, а просто садовник.

21