Дора не может скрыть свой испуг. Она пришла к мистеру Лоуренсу с надеждой, она только и думала, что о своих ювелирных украшениях – как о средстве спасения. А теперь… теперь, похоже, вся ее жизнь целиком зависит от вердикта мистера Лоуренса. Если Иезекия занимается торговлей краденым и будет в этом уличен, тогда Доре на пару с ним грозит виселица, ибо кто же поверит, будто бы она ничего не знала о его делишках, при том что все эти годы понимала, что торгует подделками?
– Да, – учтиво отвечает он. – Я приду.
– Сегодня вечером?
– Сегодня.
– Благодарю вас.
Мистер Лоуренс улыбается Доре. У него, замечает она, серые глаза.
– А можно ли… могу ли я… могу ли я увидеть ваши рисунки, мисс Блейк?
– Разумеется.
Во всяком случае, так она может отвлечься от грустных мыслей. Трясущимися пальцами Дора раскрывает альбом и находит страницу с предварительными эскизами вазы.
– Вот, – говорит она со стоической твердостью. – В этих сценках воспроизведен миф о Пандоре. Вот здесь… – она проводит пальцем по изображениям Зевса и Прометея, – рассказывается, как человек получил в дар огонь.
Она указывает на другой рисунок, чуть ниже.
– Так выглядит сама ваза. По высоте она доходит мне почти до плеч. Как думаете, вы сможете узнать, сколько ей лет?
Оба склоняют головы над альбомом. Дора слышит ровное дыхание мистера Лоуренса, вдыхает приятный аромат кожи, исходящий от его одежды.
– Ваш рисунки… Они изумительны! – Он поднимает голову. Их лица так близки, что они почти соприкасаются носами. – У вас несомненный дар. Если бы вы видели мои рисунки… – губа мистера Лоуренса слегка кривится. – Они не идут с вашими ни в какое сравнение!
– Благодарю вас, мистер Лоуренс.
– Не за что, мисс Блейк.
Какое-то время оба молчат и только смотрят друг на друга, пока мистер Лоуренс не спохватывается и Дора, покраснев, не отводит взгляд. Порыв холодного воздуха, пролетевший между ними, похож на дыхание незримого собеседника.
– Что с Гермесом? – вдруг спрашивает мистер Лоуренс, и от внезапной перемены темы Дора непонимающе моргает.
– А что с ним?
– Вы сказали, он был чем-то напуган.
Она задумывается.
– Да, это было очень необычно, совершенно на него не похоже. Стоило мне вставить ключ в замок, как он встревожился, заволновался. А когда я начала рассматривать вазу, он просто… – Вспоминая об этом, Дора по-прежнему не может понять причину столь странного поведения птицы. Она качает головой. – Так вот, он вылетел из подвала, как будто за ним гналась кошка. А когда я вернулась к себе в комнату, он крепко спал.
– Это странно.
– И впрямь.
– А где сейчас этот ключ?
– В моем столе.
– Вы уверены, что он там в безопасности?
Дора кивает.
– Сколько я себя помню, дядюшка никогда не заходил ко мне в комнату.
– И все же, – говорит мистер Лоуренс, прикасаясь к тому месту, куда его цапнул острым клювом Гермес, – лучше быть начеку.
Глава 16
Иезекия частенько недоумевает, за что ему суждено обретаться в зловонной грязи лондонского дна и почему ветры удачи всегда пролетают мимо.
Он достоин большего, чем эта жалкая жизнь, большего, нежели влачить свои дородные, облаченные в атлас телеса по темным вонючим закоулкам, пропахшим крысиной мочой да чумазыми бродягами. Он достоин большего, нежели лавировать между зловонными лужами склизкой жижи – бедные его башмаки! – крепко зажимая нос двумя пальцами. Он достоин куда большего, гораздо большего, и тем не менее вынужден после работы (если только можно назвать работой постылое прозябание среди древних горшков) опускаться ниже своего достоинства – до жалкого уровня Мэттью – пропади он пропадом – Кумба.
Какая же наглость, думает Иезекия, крепко сжимая в кулаке хрустящую бумажку, на которой этот неотесанный мужлан почти неразборчивым почерком нацарапал свое послание. Потребовал, чтобы он, Иезекия Блейк, пришел к нему, безмозглому портовому обалдую! Прицениваясь к брошенным ящикам с заплесневелыми полусгнившими грушами – а ведь из-за ушибленной ноги ему все еще трудно двигаться, – он предпочитает не вспоминать о том, что братья Кумб имеют полное право на обговоренное вознаграждение и что он пообещал им целое состояние (по крайней мере, на их взгляд). Он предпочитает не думать о том, что кулачище у Мэттью большой, как его голова, и что этот здоровяк мог бы переломить ему шею пополам, лишь только моргнув своим бледно-голубым глазом. Нет, думает Иезекия, карабкаясь по расшатанным деревянным ступеням на верхотуру портовой постройки, в обиталище Кумба, подобные мысли ниже его достоинства. Он здесь главный, да к тому же существует множество разных способов содрать с кошки шкуру.
В жилище Кумба – комнатке над доками Пикл-Херринг-Стэйрз, что на южном берегу реки – сильно пахнет какой-то гнилью. Иезекия морщит нос, переступая порог, а Кумб оставляет дверь открытой, и возможно, его следует за это поблагодарить. Какая разница – вдыхать вонь снаружи или ту, что внутри. Никакой разницы. Иезекия старается дышать ртом и мечтает поскорее оказаться в своей постели и пригубить успокоительный отвар Лотти.