Пандемия

Огромный костер был виден далеко за пределами пляжа. Десмонд накинул на Пейтон свою куртку, взял с заднего сиденья скрутку и молча повел подругу к огню. Расстелив одеяло на песке, он свинтил пробку на бутылке дешевого вина; они сели лицом к огню, Пейтон прислонилась к Десмонду спиной и потягивала вино из горлышка каждые несколько минут. Вокруг костра собралось не больше пятидесяти человек, почти все их возраста, — парочки, компашки. Люди болтали, пили, смеялись.

— Хочешь вина? — спросила она.

— Нет.

— Почему?

— Я дал клятву.

— Кому?

— Себе.

Пейтон прижалась к Десмонду; они смотрели на огонь и залив вдали. Для декабря стояла необычно теплая погода, однако ветерок дул холодный. Десмонд закутал себя и Пейтон в одеяло, чтобы не простудиться.

— Ты жулик, — сказала Пейтон.

— Чего это вдруг?

— Мы договорились о лимите в десять долларов.

— Я потратил меньше.

Пейтон посмотрела на него с подозрением.

— Дерево я достал бесплатно. Резьба тоже ничего не стоит. Вино — шесть долларов шестьдесят восемь центов. Остается три доллара, чего с лихвой хватит доехать до залива и обратно.

— В тебе умирает бухгалтер.

Толпа поредела, но костер не погас. На пляже оставались всего несколько упертых парочек и одиночек да пара сотрудников парка, следящих за огнем.

Бутылка наполовину опустела, Пейтон перестала отхлебывать из горлышка и нянчила ее в руках. Она обернулась и жадно поцеловала Десмонда в губы. От поцелуя пахло вином.

Он поднялся сам и поднял подругу, повел ее в сторону, за дюны, к высокой траве, туда, где кончался песок, к маячившей в лунном свете ложбине. Десмонд еще раз раскинул одеяло и опустил на него Пейтон.

Почувствовав его губы на своих губах, она закрыла глаза и расслабилась.

* * *

По дороге домой Пейтон спросила:

— Что это означало?

— О чем ты?

— О костре. Мы договорились, что каждый подарок должен что-то рассказать о дарящем.

В памяти Десмонда промелькнули образ сердца и слова Пейтон «я тебя люблю».

— Огонь напоминает о том, как в Австралии погибла моя семья.

Десмонд наконец поведал ей все подробности трагедии, слова хлынули из него, как вода из прорванной дамбы. Он рассказал о Шарлотте, о переезде в Америку, о смерти Агнес, о том, как умер Орвиль, и о том, что случилось потом, когда в дом явился Дейл Эппли.

Десмонд не мог себе даже представить, что исповедь доставит такое облегчение. Открыв душу человеку, которому он доверял больше всех на свете, перестав что-либо держать от нее в тайне, он почувствовал, как с плеч свалился огромный груз, — причем он даже не подозревал, что тащил его все это время на себе. Десмонд ощутил себя свободнее и безопаснее, чем когда-либо прежде.

Дома они вновь занялись любовью — на этот раз неторопливо.

А потом лежали на кровати, глядя в потолок и слушая подборку песен на ноутбуке Пейтон: Green Day, Weezer, Stone Temple Pilots, Smashing Pumpkins, REM, Red Hot Chili Peppers.

— Прости меня, Дез. Я понятия не имела.

— Главное, что я дожил до сегодняшнего дня. Остальное не важно.

— Пойдем со мной завтра.

Первой встречи с родственниками Пейтон могло бы хватить на всю оставшуюся жизнь, тем не менее Десмонд был не против новой встречи.

Ему отчаянно не хотелось расставаться с Пейтон. Ни он, ни Орвиль никогда не отмечали Рождество и дни рождения. И все-таки он соврал: мол, предпочел бы побыть один.

Десмонд попытался представить себя сидящим рядом с Пейтон в доме ее матери, за обеденным столом или у камина — и не смог. Не только потому, что волновался; его сдерживало что-то еще — тяжкий груз, о котором он даже не подозревал.

* * *

Все Рождество Десмонд просидел в трейлере. На плитке — банка бобов, электрический обогреватель боролся с холодом в крохотной спальне. Время проходило за чтением библиотечных книг и сочинением ответных писем Пейтон. Тон его ответов не соответствовал теплоте ее слов, и это его реально тревожило. Десмонд переписывал каждое сообщение по десять раз; слова вдруг превратились в египетские иероглифы и отказывались складываться в нужные фразы.

Неприятности доставляла не только электронная почта. Кончались деньги. Еда Десмонда теперь состояла из бобов и тушенки, как в первые дни жизни с Орвилем. Десмонд невольно вспомнил хозяина лавки, помогавшего ему растянуть жалкий бюджет, чтобы парень не голодал. Орвиль в это же время прятал целую кучу наличности в сейфе, спрятанном в старом грузовике, — теперь эта мысль вызывала улыбку. Старый работяга был скуп и коварен, как змей, но в итоге оказалось, что его действия подчинялись определенной логике. Десмонд даже скучал по дяде. Ему было не по себе оттого, что он растранжирил деньги, которые Орвиль бережно копил много лет.

После Рождества грохнулись еще четыре компании, в которых Десмонд имел опционы. Их руководству не хотелось омрачать подчиненным праздники, однако начинать год с бесполезной траты вложенных средств они тоже не желали. Каждое новое сообщение электронной почты наносило новый удар под дых. Перспектива финансового достатка улетучивалась на глазах. Это освежило мозги.