Пан (пер. Химона)

Двое мужчинъ и одна двушка вбжали подъ навсъ сломя голову. Они смялись и кричали: «Скорй, здсь мы найдемъ пріютъ!» Я всталъ. На одномъ изъ мужчинъ была сорочка съ блой накрахмаленной грудью; она размокла отъ дождя и сла, какъ мшокъ; на этой мокрой рубашк торчала брилліантовая застежка. На ногахъ у него были длинные франтовскіе сапоги съ острыми носками. Я поклонился ему; это былъ купецъ, господинъ Макъ; я зналъ его по магазину, гд я покупалъ хлбъ. Онъ даже какъ-то разъ пригласилъ меня въ свою семью, но я до сихъ поръ еще не былъ у него. «А, знакомый! — сказалъ онъ, увидя меня. Мы шли къ мельниц; но намъ пришлось вернуться. И что за погода? Но какимъ образомъ вы, старый, очутились въ Сирилунд, господинъ лейтенантъ?» Онъ представилъ мн маленькаго господина, съ черной бородой, бывшаго съ нимъ, — это былъ докторъ, жившій на церковномъ двор. Двушка подняла до половины лица вуаль и начала разговаривать вполголоса съ Эзопомъ. Я обратилъ вниманіе на ея кофточку. По подкладк и петлямъ я могъ видть, что она крашеная. Господинъ Макъ представилъ также и ее. Это была его дочь, Эдварда. Эдварда взглянула черезъ вуаль, но она продолжала шептаться съ собакой и читала на ея ошейник.

— Ахъ, вотъ какъ, — тебя зовутъ Эзопомъ, да?.. Докторъ, кто былъ Эзопъ? Единственное, что я о немъ знаю — это, что онъ писалъ басни. Вдь онъ былъ фригіецъ? Нтъ, я не знаю.

Ребенокъ — двочка школьнаго возраста! Я посмотрлъ на нее, — она была большого роста, но не съ развившимися еще формами; ей было приблизительно такъ 15, 16 лтъ; у нея были длинныя смуглыя руки безъ перчатокъ.

Можетъ-быть, сегодня вечеромъ она развернула справочный словарь на слов Эзопъ.

Господинъ Макъ разспрашивалъ меня объ охот.

Что я больше всего стрляю. Одна изъ его лодокъ всегда къ моимъ услугамъ; мн стоило только сказать. Докторъ не сказалъ ни слова. Когда компанія удалялась, я замтилъ, что докторъ немного хромалъ и опирался на палку.

Съ тмъ же чувствомъ пустоты, какъ и раньше, я возвращался домой и что-то напвалъ про себя со скуки. Эта встрча подъ навсомъ не произвела на меня никакого впечатлнія; лучше всего я запомнилъ промокшую насквозь грудь рубашки господина Мака, на которой торчала брилліантовая застежка, тоже мокрая и безъ блеска.

III

Передъ моей хижиной былъ камень, высокій срый камень.

У него было выраженіе благожелательства ко мн; казалось, онъ видитъ меня и знаетъ, когда я; прохожу по дорог. Я охотно направлялъ свой путь мимо этого камня, когда я по утрамъ выходилъ изъ дому, и мн казалось, что я оставляю за собой добраго друга, который будетъ дожидаться моего возвращенія.

Наверху, въ лсу началась охота. Можетъ-быть, я стрлялъ что-нибудь, можетъ-быть, и нтъ. А тамъ, за островами лежало море въ тяжеломъ поко.

Часто я стоялъ на верху на холмахъ и, взобравшись очень высоко, я смотрлъ внизъ; въ тихіе дни парусныя суда совсмъ не двигались впередъ; тогда я могъ видть въ теченіе трехъ дней одинъ и тотъ же парусъ, маленькій и блый, какъ чайка на вод. Но порой, когда поднимался втеръ; горы исчезали вдали, поднималась непогода, югозападный вихрь, и разыгрывалось зрлище. Я былъ зрителемъ. Все было въ туман, земля и небо сливались въ одно, море вздымалось, въ извивающихся воздушныхъ танцахъ создавая людей, лошадей и разввающіяся знамена. Я стоялъ подъ защитой скалы и думалъ обо всемъ; моя душа была напряжена. Богъ знаетъ, думалъ я, что еще сегодня увижу и зачмъ море открывается передъ моими глазами. Можетъ-быть, я увижу сейчасъ, въ эту минуту, ндра, мозгъ земли, увижу какъ тамъ происходитъ работа, какъ тамъ все кипитъ

Эзопъ былъ неспокоенъ, по временамъ онъ поднималъ морду и нюхалъ воздухъ. Онъ страдалъ отъ непогоды, его ноги дрожали; такъ какъ я ему ничего не говорилъ, онъ улегся между моихъ ногъ и тоже какъ и я пристально смотрлъ на море. И не слышно было нигд ни звука, ни слова, только глухой шумъ вокругъ моей головы.

Далеко на мор стояла скала. Она стояла отдльно. Когда море бросалосъ на эту скалу, она казалась какимъ-то чудовищнымъ винтомъ, она становилась на дыбы; нтъ, это былъ морской богъ, который приподнимался весь мокрый, и смотрлъ и фыркалъ, такъ что волосы и борода становились колесомъ кругомъ его головы.

Затмъ онъ опять погружался въ кипящій круговоротъ.

И среди этой бури на мор показался маленькій черный, какъ уголь, пароходъ.

Когда я вечеромъ отправился на пристань, маленькій черный пароходъ былъ уже въ гавани; это былъ почтовый пароходъ. Много народу собралось на набережной, чтобы посмотрть на рдкаго гостя; я замтилъ, что у всхъ безъ исключенія были голубые глаза, хотя и разнаго оттнка.

Въ нкоторомъ отдаленіи стояла молодая двушка съ блымъ шерстянымъ платкомъ на голов; у нея были очень темные волосы, и платокъ какъ-то особенно рзко выдлялся на ея волосахъ. Она съ любопытствомъ смотрла на меня, на мой кожаный костюмъ, на мое ружье; когда я съ ней заговорилъ, она смутилась и отвернула лицо. — Ты всегда должна носить блый платокъ, — сказалъ я: — онъ теб очень идетъ.