Гамсун (Hamsun) — псевдоним. Настоящая фамилия Педерсен (Pedersen) — знаменитый норвежский писатель, лауреат Нобелевский премии (1920). Имел исключительную популярность в России в предреволюционные годы. Задолго до пособничества нацистам (за что был судим у себя в Норвегии).
Проза / Классическая проза18+КНУТЪ ГАМСУНЪ
ПАНЪ
Изъ бумагъ лейтенанта Томаса Глана
I
Эти послдніе дни я все думаю и думаю о безконечномъ дн свернаго лта. Я сижу здсь и думаю о немъ и о той хижин, въ которой я жилъ, и о лс, тамъ за хижиной, и вотъ я принялся писать для собственнаго удовольствія и для того, чтобы скоротать немного время. Время для меня такъ долго тянется, оно идетъ не такъ быстро, какъ бы я этого желалъ, хотя я живу весело и беззаботно. Я всмъ доволенъ, а мои тридцать лтъ вдь не старость; нсколько дней тому назадъ я получилъ издалека пару птичьихъ перьевъ отъ кого-то, кто мн вовсе не былъ ихъ долженъ, два зеленыхъ пера въ конверт съ короной и печатью. Меня забавляло смотрть на эти два чортовски яркихъ пера. И вообще я не испытываю никакихъ страданій, если не считать небольшой ломоты въ лвой ног — послдствіе одной старой огнестрльной раны, давнымъ давно зажившей.
Я знаю еще, что два года тому назадъ время шло очень быстро, несравненно быстре, чмъ теперь; не усплъ я и оглянуться, какъ лто уже пришло къ концу. Это было два года тому назадъ, въ 1855 году; я хочу писать объ этомъ ради собственнаго удовольствія; въ то время что-то случилось со мной или, можетъ-быть, все это мн пригрезилось. Теперь я многое забылъ изъ пережитыхъ мною тогда впечатлній, потому что съ тхъ поръ я почти совсмъ не думалъ объ этомъ, но я помню, что ночи были тамъ такія свтлыя. Многое представлялось мн въ такомъ измненномъ вид; годъ имлъ двнадцать мсяцевъ, но ночь превратилась въ день, и не было видно звздъ на неб.
И люди, съ которыми я сталкивался, были тамъ такіе особенные, совсмъ другіе, чмъ т, съ которыми я встрчался раньше; иногда имъ бывало достаточно одной ночи, чтобы вдругъ вырасти и созрть во всемъ ихъ великолпіи. Тутъ не было никакого колдовства, но я раньше никогда не переживалъ ничего подобнаго. Никогда.
Внизу у моря, въ одномъ большомъ бломъ оштукатуренномъ дом, я встртилъ человка, который на нкоторое время занялъ мои мысли. Я не думаю постоянно о ней, нтъ, теперь нтъ, я совсмъ забылъ о ней; но зато я думаю обо всемъ другомъ о моихъ ночахъ, тхъ жаркихъ лтнихъ часахъ; впрочемъ и познакомился я съ ней совершенно случайно, — не будь этого случая, она ни на одинъ часъ не овладла бы моими мыслями…
Изъ моей хижины видны были островки, шхеры, кусочекъ моря, синющія вершины скалъ, а за хижиной лежалъ лсъ, громадный лсъ. Моя душа исполнялась чувствомъ радости и благодарности, когда я вдыхалъ этотъ запахъ листвы и корней, жирное испареніе сосенъ, напоминающее запахъ мозга; только въ лсу я обрталъ покой, моя душа приходила въ равновсіе, становилась мощной. Каждый день я отправлялся туда въ горы, несмотря на то, что земля была еще наполовину покрыта льдомъ и рыхлымъ снгомъ. Моимъ единственнымъ товарищемъ былъ Эзопъ; теперь у меня Кора, но тогда былъ еще Эзопъ, собака, которую я впослдствіи пристрлилъ.
Часто вечеромъ, когда я возвращался посл охоты въ свою хижину, уютное ощущеніе, что ты у себя дома, разливалось по всему тлу, и я началъ болтать съ Эзопомъ о томъ, какъ намъ хорошо живется. А когда мы оба кончали нашу ду, Эзопъ забивался на печку, на свое любимое мсто, а я зажигалъ трубку, ложился на нары и прислушивался къ глухому шуму лса. Пробгалъ легкій втерокъ; онъ дулъ какъ разъ по направленію къ хижин, и я ясно могъ различить токъ глухарей, оттуда съ горъ.
А кругомъ все было тихо. И я часто засыпалъ такъ, не раздваясь, и не просыпался, пока морскія птицы не начинали кричать.
Если я смотрлъ въ окно, я видлъ вдали большія блыя зданія торговаго мстечка, амбары Сирилунда и бакалейныя лавки, гд я покупалъ хлбъ; и я продолжалъ лежатъ еще нкоторое время, удивляясь тому, что лежу здсь, на свер, въ какой-то хижин, на краю лса.
Тамъ за печкой Эзопъ вздрагиваетъ всмъ своимъ длиннымъ худымъ тломъ, его ошейникъ скрипитъ, онъ зваетъ и виляетъ хвостомъ. Я вскакиваю на ноги и чувствую себя посл этого трехъ-четырехъ часового сна отдохнувшимъ и исполненнымъ радостью ко всему, ко всему.
Такъ проходила не одна ночь.
II
Пусть будетъ буря, дождь — все равно; и въ дождливый день человкомъ часто овладваетъ маленькая радость и онъ со своимъ счастьемъ тихо отходитъ въ сторону. Выпрямляешься, смотришь прямо передъ собой, порой тихонько смешься и оглядываешься по сторонамъ. О чемъ думаешь въ эту минуту? Какой-нибудь свтлый кружокъ на окн, видъ маленькаго ручейка, а можетъ-быть, голубая полоска на неб. И ничего больше не нужно. А въ другое время даже и необыкновенныя ощущенія не могутъ вывести человка изъ равнодушнаго скучнаго настроенія. И можно быть среди бала спокойнымъ, равнодушнымъ и безучастнымъ. Потому что источникомъ радости или горя является наше внутреннее состояніе.
Я вспоминаю одинъ день. Я спустился къ берегу, меня захватилъ дождь, я зашелъ подъ навсъ и услся тамъ. Я напвалъ что-то, но безъ всякой охоты, безъ радости, только, чтобы скоротать время. Эзопъ былъ со мной, онъ слъ и начиналъ прислушиваться. Я перестаю напвать и тоже прислушиваюсь — слышны голоса, приближаются люди. Случай, вполн естественный случай.