сохрани его, дерево сна, отдохнувший труд,в екэбэшной ночи – гетеронимом, клоном, гримом;всё – свобода, а есть ли, Ты есть ли, Ты есть ли тут,нет, не маслом легчайшим – а грешным, большим и зримым;всё Ты слово, Ты речь, всё Ты пепел или огонь,снова голос из дыма – и вновь приглушённый пепел;а давай по-простому, без тяжбы: спаси, не тронь,как мужик с мужиком – чисто сделка: спросил – ответил,я тебе, всё тебе, я тебе… что Тебе тогда:вновь соседей убить, апельсины свои и песни;есть ли Ты, есть ли здесь, в этом дёгте труда, труда;если есть – на глазах появляйся, умри, воскресни,в чистой саже лица, затаившего такт и лесть;в том, что утром не вспомнит, – сойдёшь охлаждённым тоже;так смертельно и празднично – есть ли Ты есть ли естьтак предгорно и стыдно – что выстрел не Твой ли Божев этом блуде и мёде рождественской маетытак вокруг никого лишь пришли-подмели-уплылизатхлый ветер уносит соринку а Ты а Тыи в башке огнестрельной во аде не Ты ли Ты ли«где каждый близкий с рождества под дулом невозврата…»
Людмиле Вязмитиновой
где каждый близкий с рождества под дулом невозвратаи с детства вычерчен асфальт: вот нолик, вот беда, —не надо уводить, язык, потерянного брата,вести ко мне по кольцевой в прицельное «сюда»;отдай вразвалочку огонь – в ладони одиночек,где новой черни позывной звучит как блоковский гудок,а в ухо – крик о мудаках дорвавшейся до точек,так, боже, страшно одинок, так, боже, одинок,что мнится – кончится как Бек: неходовое злато,культура в старческих руках – в растерянность родне;отсыпь иллюзий пощедрей на все её «не надо»,не всколыхни неверный гул на неглубоком дне,что чуть над бездной воспарит – и поутихнет вроде,в потёмках лешие души, забьётся дивный страх,посажен памятью на цепь – и ни один не бродит,лишь прежний розанов сидит на гнущихся ветвях,с листочком клейким под рукой плодит свои подобья,и вновь скорбящая встаёт – и запирает дом,пока тусовочный содом – и небо исподлобья,пока горит её планшет немеркнущим огнём«где звонит телефонное облако-сын…»