Паладин душ

– Это не меня он любил, а Иаса. Ди Льютесу следовало быть мирским дедикатом вашего Ордена, а не священным генералом Ордена Сына.

Кроме незаконнорожденных и других отбросов мира, Орден Бастарда еще был прибежищем тех, кому не было дано наладить плодотворные отношения между мужчиной и женщиной, освященные четырьмя богами, тех, кто искал возлюбленных собственного пола. Отдалившись от событий и грехов того времени, было даже забавно наблюдать за лицом ди Кэйбона, пока он осознавал смысл сказанного.

– Должно быть… вам, молодой невесте, было тяжело.

– Это верно, – согласилась Иста. – Теперь… – она вытянула руку и раскрыла ладонь, словно пропуская песок сквозь пальцы. – Все это в прошлом. Гораздо сложнее было пережить знание того, что после гибели отца Иаса, рея Фонсы, великое и странное проклятие нависло над королевским домом Шалиона. И то, что я, сама того не зная, обрекла на него своих детей. Мне никто не сказал, не предупредил.

Губы ди Кэйбона сложились в беззвучное «О».

– Я видела вещие сны. Кошмары. Иногда мне казалось, что я сошла с ума. – Иногда Иас и ди Льютес оставляли ее в этом ужасе одну, без защиты. Тогда это было, и остается сейчас, большим предательством, чем их потные тела и стоны под простынями. – И я молилась, молилась богам. И мои молитвы были услышаны, ди Кэйбон. Я говорила с Матерью, представ пред ее очами так же, как я разговариваю сейчас с вами. – Даже от воспоминания об этом непередаваемом жаре по спине бежали мурашки.

– Великое благословение, – в благоговейном трепете выдохнул он.

Иста покачала головой:

– Великая печаль. Следуя указаниям, данными мне богами, мы – ди Льютес, Иас и я – решили совершить опасный ритуал, чтобы снять проклятие и отправить его богам, которые однажды обронили его. Но мы… я от беспокойства и страха совершила ошибку, великую, но осознанную ошибку, и в результате нее ди Льютес умер. Магия, чудо, зовите это как угодно, ритуал не был свершен, боги отвернулись от меня… В панике Иас пустил слух о супружеской измене и о смертельной расплате за нее. Ярчайшее светило его королевского двора, его возлюбленный сначала был убит, похоронен, а потом обесчещен, что хуже, чем быть убитым снова, ибо ди Льютес любил свою честь больше, чем жизнь.

Ди Кэйбон сдвинул брови:

– Но… не был ли этот посмертный слух, пущенный вашим муже о ди Льютесе, клеветой и на вас, леди?

Иста замялась, прежде чем ответить на такое неожиданное замечание.

– Иас знал правду. Разве чье-то еще мнение имело значение? То, что меня ошибочно будут считать изменницей, казалось менее отвратительным, чем прослыть убийцей. Но позже Иас умер от скорби, покинув меня, оставив на пепле несчастья, потерявшую разум и все еще проклятую.

– Сколько вам было лет? – спросил ди Кэйбон.

– Когда все это началось – девятнадцать. Двадцать два – когда закончилось, – Иста нахмурилась. По крайней мере, так тогда казалось…

– Вы были слишком юны для такой ноши, – заметил он, словно откликнувшись на ее мысли.

Она поджала губы:

– Офицеров, таких как Ферда и Фойкс, посылают драться и умирать в том же возрасте. Я была старше, чем Исель сейчас, а она несет всю королевскую власть Шалиона на хрупких плечах, и не только женскую часть.

– Но она не одна. У нее есть мудрые придворные и рей-консорт Бергон.

– У Иаса был ди Льютес.

– А кто был у вас, леди?

Иста замолчала. Она не могла вспомнить. Неужели она и вправду была так одинока? Она потрясла головой и набрала в легкие побольше воздуха:

– Новое поколение принесло новых людей, более скромных и более великих, чем ди Льютес, людей, обладающих более острым умом, более подходящих для выполнения должного. Проклятие было снято, но не мной. Но не до того, как мой сын Тейдес тоже умер от него – от проклятия, от моей пустой попытки снять его, когда мальчик был еще ребенком, от предательства тех, кто должен был защищать и направлять его. Три года назад, трудами и жертвами других, меня избавили от ярма. Я попала в тихую жизнь в Валенде. Непереносимо тихую. А я еще не стара…

Ди Кэйбон протестующе замахал пухлыми руками:

– Конечно нет, миледи! Вы очень даже привлекательны! – Иста резким жестом оборвала его восклицания:

– Матери, когда я родилась, было сорок. Я была ее последним ребенком. Теперь сорок мне, этой скорбной весной, когда умерла она. Половина моей жизни осталась позади, и ее половина отнята проклятием Фонсы. Половина еще осталась. Неужели это просто долгое и медленное угасание?

– Конечно нет, леди! – Иста пожала плечами:

– Я рассказывала всю правду уже дважды. Может быть, после третьего раза эта часть моей жизни отпустит меня.

– Боги… боги могут простить многое искренне раскаявшемуся сердцу.

Ее улыбка стала горькой, как морская соль:

– Боги могут хоть целыми днями прощать Исту. Но если Иста не простит Исту, боги могут пойти и повеситься.

Его тихое «ох» было едва слышно. Но, как энергичное, верное идеалам существо, он был обязан попробовать еще раз.

– Но не отворачивайтесь так. Смею сказать, рейна, вы предаете дарованное вам!

Иста перегнулась через стол и понизила голос до хриплого шепота:

– Нет, мудрейший. Не смеешь.