Паладин душ

Да. Все мы, каждое живое существо – врата между двумя царствами: царством материи, которое дарует нам рождение, и царством духа, где мы рождаемся в смерти. Эрис упустил свои врата, навеки потерял дорогу к ним. И мне было дано ненадолго уступить ему свои. Но такой великой душе врата нужны просторные: так вбей мои створки, сломай мои стены, проложи широкий путь и беспрепятственно войди, я позволяю тебе. И прощай.

– Да, – прошептала Иста. – Да.

Он не оглянулся. Представляя, что он увидел, переступив порог, Иста совсем не удивилась.

Все окончено, Сир. Надеюсь, вы сочтете, что я выполнила свое задание хорошо.

Она не слышала голоса, не видела светящегося силуэта. Но ей показалось, будто бы кто-то ласково коснулся ее лба там, где болело и ныло уже столько часов подряд, будто бы голову стягивал плотный железный обруч, – и боль ушла. Конец боли был словно утреннее пение птицы.

Это действительно утреннее птичье пение, смутно сообразила она, здесь, в милом сердцу царстве материи, из кустов у подножья замка доносилась веселая, беззаботная трель. Серые перья облаков на фоне меркнущих звезд только начали окрашиваться огненно-розовым цветом, разливающимся от востока к западу. Тонкая нить лимонно-желтого цвета очертила горизонт на востоке.

Иллвин застонал. Иста обернулась и увидела, что он сидит, опираясь на ди Кэйбона, и срывает пропитанные кровью повязки со своего нетронутого ранами тела. Его губы в смятении раскрылись, когда он увидел следы произошедшего, которые становились краснее по мере того, как краски дня возвращались в мир.

– Пятеро богов. – Он сглотнул поднимающийся ком. – В конце явно было плохо. Не так ли.

Это был не вопрос.

– Да, – ответила Иста. – Но теперь он ушел. Он вне опасности.

Внизу, в роще, охваченные ужасом джоконцы, она знала это, каким-то непостижимым образом, разрубали тело Эриса на куски, разрывали его на части, боясь, что он еще может вновь собраться и напасть на них. Но нет необходимости сообщать сейчас об этом Иллвину.

Рядом, сжавшись в комочек, лежала Каттилара. Она тихо-тихо всхлипывала, едва дыша, и так крепко прижимала к себе губку, которой ей затыкали рану на животе, что между ее пальцев струилась кровь. Швея неуклюже и бесполезно гладила ее по плечу.

Мир вокруг Исты потемнел, как будто заря, испуганная представшей перед ней картиной, снова спряталась за линией горизонта. Проникший к ней в голову, словно обычный путник, Голос, уже такой знакомый, ироничный и безграничный, произнес:

Мое Слово. Как тут просторно стало, а?

– А Ты что здесь делаешь? Я думала, это поле боя теперь принадлежит твоему Отчиму.

Ты пригласила Меня. Давай, давай, не отпирайся: Я слышал, как ты шептала там, в углу.

Иста не была уверена, что у нее остались на это эмоции. Ярости, по крайней мере, точно не осталось. Эта свободная тишина может быть как результатом покоя, так и следствием потрясения. Но Бастард – бог, к которому следует относиться с особой осторожностью.

– А почему Ты не появишься передо мной?

Потому что Я стою позади тебя. В Голосе появились теплые, веселые нотки. Давление огромного живота будто обожгло ей спину, одновременно она почувствовала, как его бедра непристойно прижались к ее ягодицам и огромные руки опустились ей на плечи.

– У Тебя отвратительное чувство юмора, – слабо сказала она.

Да, а ты сразу же понимаешь все Мои сальные шуточки. Я люблю женщин с острым слухом. Он выдохнул ей в ухо. Клянусь, в пару к ним у тебя должен быть острый язычок.

Ее рот наполнился огнем.

– Зачем я здесь?

Чтобы завершить победу Эриса. Если сможешь.

Голос исчез. Темнота превратилась в бледный свет полосатой зари. Она обнаружила, что стоит на коленях на смотровой площадки башни в объятиях обеспокоенного Иллвина.

– Иста? Иста! – говорил он ей в ухо. – Рейна, дорогая, не пугай, пожалуйста, несчастного голого рыцаря. Скажи что-нибудь, ладно?