Палач, сын палача

Глубоко оскорбленный происходящим Олеариус Мартесон поднялся и направился к страже, требуя, чтобы его обвинитель немедленно назвал себя и прекратил шутовство.

– Священник и должен находиться в церкви! Где же ему еще быть?! – наставительно загремел он.

– Только разве это ваша церковь? – ехидно поинтересовался судебный исполнитель. Стоящие возле дверей солдаты напряглись было, услышав зычный голос кардинала, но после вопроса судебного исполнителя они словно начали оттаивать, на лицах многих появились подобия улыбок.

– Я читал проповедь и потом разговаривал с этим господином, – Олеариус Мартесон повернулся к своему недавнему собеседнику, но того и след простыл.

– Проповедь вы окончили читать час назад. Что же до собеседника – то, как мне думается, это был дьявол! Взять его, – скомандовал судебный исполнитель, записывая что-то в свою тетрадь.

– Я сидел здесь, пережидая дождь! – попытался возразить кардинал.

В этот момент кто-то из военных распахнул перед ним дверь, показывая залитую солнцем площадь.

– Мы стояли перед дверьми храма, ожидая, когда можно будет войти, и что-то не заметили никакого дождя! – укоризненно покачал головой судебный исполнитель. – Целый час, матерь божья, а ведь для того чтобы арестовать какую-нибудь ведьму, мы обычно выжидаем всего десять минут.

Кардинал был тотчас взят под стражу, его обыскали, сняв для этой цели всю одежду, затем, кое-как натянув облачение единственное с целью прикрыть срам, связали, заткнули кляпом рот и понесли на руках через весь город в тюрьму.

Глава 15 Букетик фиалок

Следователи часто используют фразу, что обвиняемая созналась без пытки, и это означает неоспоримую виновность. Я заинтересовался, стал расспрашивать и узнал, что на самом деле их пытали – но только в железных тисках с ребристыми зажимами, которые сдавливали голени, прессуя их как пряники, выжимая кровь и причиняя нестерпимую боль.

Фридрих фон Шпее

Клаус тяжело переживал потерю Клер. Долго и безрезультатно он стучался во все кельи монастыря, спрятавшего за своими стенами бывших узниц, тряс участвовавших в налете рыцарей и даже самого Фридриха фон Шпее. Но ни кто так и не смог ответить ему, куда же пропала несчастная узница.

Наконец, поняв, что произошла чудовищная ошибка и девушка осталась в тюрьме, Клаус, поругавшись с отцом, отправился обратно в Виттенберг, где продолжал ходить вокруг да около тюрьмы, планируя штурм и спасение любимой.

Все было бесполезно, после недавнего налета стены тюрьмы сделались еще более неприступными, чем были до этого, а наученная горьким опытом охрана из кожи вон лезла, желая загладить прошлую вину.

В отчаянии юноша бросился обратно в Вюрцбург, чтобы упасть в ноги к фон Шпее, но тот тоже ничем не мог помочь, единственно пообещав, что будет молиться о душе несчастной.

Клаус вновь вернулся в Виттенберг и попал прямехонько на казнь Клер. Несчастный и не имеющий ни сил, ни средств, для того чтобы чем-то помочь девушке, Клаус Миллер купил у цветочницы крошечный букетик фиалок и, закрепив его на плече, встал напротив столба, к которому палач как раз в этот момент привязывал Клер.

В толпе говорили, что девушка примирилась с церковью и получила последнее утешение. Полными слез глазами Клаус наблюдал за казнью, стараясь стоять таким образом, чтобы Клер видела его и знала, что она не одна. На какое-то мгновение их глаза встретились, и сердце Клауса затрепетало от вдруг поразившей его жалости и любви. Он не знал, узнала ли его Клер, помнила ли она лицо пару раз приходящего к ней в камеру мальчика? Помнила ли букетики фиалок, которые он приносил ей?

Сам Клаус почти не помнил лица юной пленницы, черты расплывались, преображаясь в невиданную и прекрасную картину любви, которую он сам себе рисовал мысленным взором.

В его мечтах Клер была то прекрасной принцессой, которую он, верный и преданный рыцарь, вызволял из башни, где она была заточена жестоким тираном. Клаус ясно видел, как блестит в свете луны его кираса и развивается орденский плащ. Он видел Клер в блестящем белом платье и серебряной накидке. Как он несет ее на руках и она целует его.

Дальше фантазии Клауса почему-то не распространялись. Он только видел, как спасал Клер то от бандитов, напавших на ее карету, то от морских разбойников, бравших на абордаж корабль. Он был герцогом, который приказывал немедленно освободить девушку из тюрьмы, и священником, который, прокравшись в тюрьму, подсыпал сонного зелья тюремщикам и страже и спасал Клер.