Палач, сын палача

Нимало озадаченный поведением второго палача Петер тот час выписал просимый документ, поставив дату проводимой проверки и свою подпись. На самом деле его больше насторожило не то, что Филипп попросил его о сертификате, а то, что он не побеспокоился обзавестись последним сразу же после того, как Эльзу выпустили из темницы. Хотя, после казни жены до того ли ему было?

После Миллера Филипп Баур отправился к окружному судье Иерониму Тенглеру, от которого так же вышел с бумагой.

Оба листа Филипп принес в трактир, где обычно после работы пил пиво, и нарочно громко, чтобы всем было его слыхать, сообщил собранию, что, мол, его дочь полностью и безоговорочно оправдана перед законом. В доказательства правоты сказанного Филипп достал из-за пазухи оба документа и предъявил их.

– Это, конечно, большое дело, что сам господин Миллер проводил проверку и нашел твою дочь неповинной в колдовстве, – подошел к нему вразвалочку Веселин. – Миллер врать не станет, и если уж написал, что проверка прошла, значит так оно и было. Лично я, какого бы мнения не был о тебе, грязная ты душонка, а против господина главного палача не пойду. Другое дело, что Миллер ведь здесь поставил дату проверки, значит подтвердил, что на тот день девушка была невиновна в том, в чем ее обвиняли. Но с той поры уже прошел целый месяц, и кто знает, может именно сейчас, когда ты, уважаемый, глушишь пиво и потрясаешь этими бумажками, она раздвигает ноги перед дьяволом. Ведь с женщин какой спрос, и ты, господин второй палач, это, должно быть, уже понял, если вместо того чтобы готовиться к свадьбе дочери с честным Густавом Офелером, бегаешь по городу пытаясь доказать то, чего нет.

Взбешенный больше прежнего Баур кинулся было на Веселина, но хозяин трактира вовремя встрял между ними, грозясь позвать стражу и свести обоих драчунов в тюрьму.

Так что Филиппу Бауру пришлось убираться подобру-поздорову. Тем не менее он не был на столько пьян, чтобы не услышать угрозы в словах третьего судебного исполнителя. Мол, любая выданная бумага, подтверждающая прохождение проверки, может потерять свою ценность буквально уже на следующий день, а значит в таком важном деле следует заручиться не однодневным сертификатом, а документом на всю оставшуюся жизнь. Но где такой взять?

Ломая голову над этой задачей, Баур вернулся к себе домой, где застал дочь, мирно беседующую с Густавом Офелером, который поднялся со своего места, едва только заслышав тяжелые шаги второго палача.

– Воркуете, значит, – Филипп отдышался и поманил юношу к себе. – Вот что, голубок, – он взял Густава за руку и отвел его в гостиную. – Вот что – либо ты женишься на моей Эльзе, либо не приходи к нам. Виданное ли дело, чтобы вот так целыми днями компрометировать честную девицу, а сам ни полслова о женитьбе?!

– Да я ведь с превеликим удовольствием, господин Баур! – Густав зарделся, точно девица на выданье. – Но вот только траур же… церковь не разрешает.

– Траур по ведьмам запрещен специальным приказом, – процедил сквозь зубы Филипп. – Видел ты в нашем доме, чтобы закрывали зеркала или кто-нибудь носил черные одежды? Нет? И не увидишь. Враг господа – мой личный враг. И если врагом стала моя жена – значит она враг и мне, враг и ничего больше. И я, как честный человек, за нее заплатил сполна. И будет.

Дочь же моя должна в самое ближайшее время выйти замуж. Так чтобы колокола звенели по всему городу, и чтобы городской совет преподнес ей как всем серебряную посуду. Только так и не иначе сможем мы доказать всем, что Эльзу никто уже не считает ведьмой. Понятно?

– Благодарю вас, отец! – Густав порывисто обнял Филиппа и, не зная, что еще можно сказать, попросил разрешение вернуться к своей невесте и сообщить ей радостную новость.

Глава 8 Свадебный сервиз

При продолжающемся запирательстве судья подсылает ей (ведьме) в камеру достойного уважения мужчину, к которому она питает доверие. Этот мужчина заводит разговор о том, что может обличить ведьму. А в это время особые свидетели слушают за дверями и запоминают сказанное в камере.

Генрих Инститорис, Якоб Шпренгер «Молот ведьм»

Довольный, что ему удалось найти решением этого скользкого вопроса, Филипп умылся и, напялив свой лучший парик и взяв в руки трость с набалдашником из слоновой кости, отправился в Городской Совет, где объявил о желании выдать дочь замуж. После чего лично отправился в кладовую, чтобы заранее выбрать подарок, который будет вскоре вручен его Эльзе.

Впрочем, особенно выбирать и не пришлось, единственный свадебный набор посуды занимал целую полку. Осмотрев его, Филипп остался довольным увиденным.