Пакт

Габи с ходу сочинила, что фрау Жозефина Гензи – мастерица и знаток старинной рунической вышивки, которой очень интересуются читательницы «Серебряного зеркала».

– Так и знал, что за тобой кто-нибудь увяжется, – сказала Жозефина мужским голосом, когда удалось, наконец, отделаться от фотографа. – Придется тебе провести ночь в моем тихом домике, арийское руническое рукоделие имеет долгую и сложную историю, за пару часов не расскажешь, к тому же домик мой далеко от города, на высокой горе, и спускаться в темноте опасно.

Воспоминание о зальцбургском приключении вызвало очередной приступ смеха до слез. Габи стало жарко. Она сняла шубку, повесила на вешалку, вышла на лестничную площадку и спустилась вниз, оставив дверь открытой.

По случаю воскресенья дежурил самый пожилой из консьержей, однорукий ветеран, который никогда не снимал своей капральской формы. Габи старалась поддерживать с консьержами хорошие отношения, знала каждого по имени. Они сообщали хозяину дома обо всех, кто приходил к жильцам, а хозяин докладывал в районное отделение гестапо.

– Отто, я жду посыльного из кондитерской, пропустите, пожалуйста, – она улыбнулась и добавила доверительным шепотом: – Иногда так хочется сладкого, не могу отказать себе, а ведь надо беречь фигуру.

– Фрейлейн, мне бы ваши заботы, – вздохнул капрал.

Звонок в дверь прозвучал минут через пятнадцать. На пороге стоял мужчина с картонной коробкой, перевязанной розовой лентой. Потертая кожаная куртка на меху, кожаный теплый шлем, надвинутый до глаз, штаны цвета хаки, длинный белый шарф грубой вязки, толстые полосатые гетры, высокие армейские ботинки. Он был похож на пижона-авиатора, вовсе не на посыльного. Под носом чернели фюрерские усики.

– Кондитерская «Жозефина», ваш заказ, фрейлейн Дильс, – произнес он тем же сердитым писклявым голосом, что звучал в трубке. – Позвольте войти?

Она не успела ответить. Он переступил порог, поставил коробку, захлопнул дверь и начал целовать Габи, при этом снимая с себя куртку, с нее жакет. Когда он расстегнул пуговицу на поясе ее юбки, она фыркнула и спросила:

– Что вы себе позволяете, господин посыльный?

– Фрейлейн, вы правы, – пробормотал он своим нормальным голосом, – приличные посыльные так себя не ведут…

Они опять стали целоваться.

– Где ты снял номер? – прошептала Габи.

– В «Дортмунде», на Каштаненплац.

– Но я не смогу туда прийти…

– Ты туда и не пойдешь, ты спустишься вниз, дашь консьержу эту перчатку и скажешь: господин трам-пам-пам, посыльный из кондитерской забыл свою перчатку, если он вернется, будьте любезны, передайте ему. Хорошо, фрейлейн Дильс, обязательно передам, ответит он. Спасибо, господин трам-пам-пам, скажешь ты и положишь на его столик вот эти монетки. Он трогательно поблагодарит тебя…

– Ося, ты что? – Габи отступила на шаг, испуганно уставилась на него. – Допустим, он поверит, что не заметил, как ты вышел. Но потом тебе придется выйти по-настоящему.

– Что-нибудь придумаем. Я слишком соскучился, а в этом городе уже не осталось мест, где нам сдадут комнату без документов, под вымышленными именами.

Он был прав. Встречаться в Берлине стало практически невозможно. Габи узнавали. Семитская внешность Оси вызывала усиленное внимание, ему то и дело приходилось предъявлять удостоверение сотрудника МИД Италии.

– Как ты проскользнешь, как? Он примет тебя за вора и вызовет полицию.

– Почему за вора?

– Да потому! Если я принесу перчатку, значит, от меня ты вышел, верно?

– Мг-м.

– Но на самом деле не вышел, остался в доме! Зачем? Чтобы залезть в чью-то квартиру. Именно так поступают воры. Консьерж трам-пам-пам – это капрал Отто, он старый, но бдительный, дорожит своим местом, боится, что хозяин уволит его, и старается изо всех сил.

– Утром будет дежурить другой трам-пам-пам, ты спустишься, скажешь, что у тебя засорилась раковина, он отправится за слесарем, я быстро проскользну. Все, иди. Нет, подожди, – Ося вытащил платок и принялся вытирать ей лицо.

Она взглянула в зеркало и увидела, что весь черный грим которым были нарисованы усики, размазался по ее щекам и подбородку.

Капрал Отто дремал, уронив голову на единственную руку. Услышав, что посыльный прошел незамеченным, он испугался так, что Габи стало жаль старика.

– Не может быть, нет, я никогда не сплю на дежурстве, я вот как раз подумал, почему этот посыльный так долго не выходит, хотел даже подняться к вам, узнать, все ли в порядке.

– Разумеется, все в порядке, иначе и быть не может, – Габи улыбнулась. – Когда вы дежурите, я чувствую себя в полной безопасности.

Три марки окончательно его утешили.

Вернувшись, она услышала шум воды. Ося принимал душ. Ни о чем больше не думая, Габи разделась и залезла к нему в ванну.

* * *

В половине восьмого утра позвонил помощник Майрановского, аспирант Института тонкой химической технологии Филимонов.

– Товарищ Штерн, срочно явитесь, безотлагательно требуется ваше явление, я извиняюсь, присутствие ваше, срочно, государственной важности.