Падение Царьграда

Сначала одно название академии Эпикура возбуждало смех, а мудрые головы пессимистически улыбались, когда при них говорили об этом обществе, олицетворявшем, по их мнению, философское нечестие. С ещё большим презрением начали относиться к этой академии, когда её члены назвали место своих собраний храмом. Это уже было чистое язычество.

Наконец, общее внимание было возбуждено объявлением о празднике цветов в академии и о первом публичном шествии академиков из храма в ипподром.

Этот праздник происходил на третий день после отплытия князя Индии к острову Плати, так что в то самое время, когда этот почтенный чужестранец спокойно спал на своей галере, утомлённый посещением уединённого острова, византийские философы торжественно проходили перед громадной толпой, в процессии принимали участие до трёх тысяч человек, и все они с головы до ног были усыпаны цветами.

Действительно, зрелище было достойно интереса, хотя вызывало улыбки. Между частями, на которые была разбита колонна, шли отдельно юноши в одеждах со значками, принадлежавшими жрецам мифологических времён. Кроме того, девиз академии «Терпение, мужество, рассудок» слишком часто выставлялся, чтобы не обратить на себя внимания. Эти слова не только были написаны золотыми буквами на знамёнах, но и находили себе выражение в прекрасно исполненных картинах.

Колонна три раза обошла вокруг ипподрома, и это заняло столько времени, что все присутствующие могли вполне изучить выражения лиц юных академиков, и это изучение привело только к тому, что здравомыслящие люди, качая головами, говорили друг другу: «Если так долго продлится, то что станет с империей? Неужели недостаточно теперешнего упадка? Страшно подумать, до чего доведут нашу бедную родину эти безбородые юноши!»

Когда кончился первый обход ипподрома и процессия выстроилась перед трёхголовой бронзовой змеёй, бывшей одним из чудес ипподрома, то те из участников шествия, которые несли треножники, поставили их на землю, из треножников поднялись облака фимиама, полускрывшие змею, как бывало в славные дельфийские дни.

Этот эпизод празднества возбудил негодование всех набожных греков, и сотни почтенных горожан поднялись со своих мест и ушли. Это, однако, не мешало шествию продолжаться, и при третьем круге треножники были подняты, и нёсшие их заняли свои места в процессии.

Сергий видел весёлое зрелище с галереи от первого появления процессии из портика голубых до исчезновения её через портик зелёных. Он смотрел с особым любопытством на всё, происходившее перед ним, так как, с одной стороны, его приглашали вступить в члены академии и для него сохраняли место в ней, а с другой — он знал нечестивые цели этого учреждения и, часто думая о нём после разговора с Демедием, пришёл к тому убеждению, что если государство и церковь не принимали ничего против такого грешного дела, то, конечно, Бог не оставит его без законной кары.

В этот день Сергий пришёл в ипподром, чтобы убедиться не только в том, какую силу имела академия, но и какое положение занимал в ней Демедий. Он так глубоко уважал игумена, который горько оплакивал своего блудного племянника, что решил сам вернуть юношу на путь истины.

Наконец, он не мог не удивляться Демедию, его смелости, удальству и ловкости. Кто мог бы, кроме него, так искусно разыграть роль цыгана на празднике у княжны Ирины? Кто мог бы, кроме него, так быстро превратиться из укротителя медведя в победителя-гребца на гонках?

Сергий при этом боялся его. Если Демедий действительно имел дурные намерения насчёт Лаели, то никто не мог ему помешать. Сколько раз молодой послушник повторял про себя последние слова той записки, которую он нашёл в своей комнате по возвращении с праздника рыбаков: «Может быть, тебе пригодится опахало княжны Индии, а мне оно не нужно, я ношу его в своём сердце». Кроме того, подслушанный им разговор на городской стене как нельзя лучше разъяснял тайное значение этих слов.

Сперва Сергий не мог разглядеть Демедия. Участники процессии были так покрыты цветами, что трудно было отличить одного от другого. При первом обходе он искал Демедия в каждой из отдельных частей процессии, а во втором он не спускал глаз с нёсших знамёна и символы, но при третьем обходе ему повезло.

Во главе процессии шесть или восемь академиков ехали верхом, и почему-то Сергий до сих пор не искал Демедия среди этих выдающихся действующих лиц, хотя молодой грек, очевидно, занимал видное место в академии. Теперь он неожиданно нашёл его в группе всадников и едва не вскрикнул от изумления.

Подобно своим товарищам, Демедий был вооружён с головы до ног: на нём были, так же как и на них, щит, лук и стрелы, латы, шлем, а в руке он держал копьё, но всё это было замаскировано цветами, между которыми по временам мелькала блестящая сталь. Лошадь, на которой он сидел, была украшена, сверх длинной, волочившейся по земле попоны, цветочными гирляндами.