Звездная дружба. Мы были друзьями и стали чужими друг другу. Но это так, и мы не будем темнить и лукавить, как будто в этом есть что-то постыдное. Мы два корабля, и у каждого – своя цель и свой путь; наши пути, конечно, могут пересечься, и тогда мы отпразднуем встречу, как это бывало уже не раз, – тогда наши славные корабли мирно стояли бок о бок у одного причала, под одним солнцем, так что даже могло показаться, будто они уже достигли желанной цели и эта цель у них – одна. Но всемогущественная сила нашего предназначения раскидала нас в разные стороны, забросила в разные моря и в разные части света, туда, где дуют иные ветры и светит иное солнце, и, быть может, мы больше никогда не увидимся – или увидимся, но не узнаем друг друга: чужие моря и чужое солнце так изменили нас! То, что мы неизбежно должны были стать чужими друг другу, – предписано законом, который
Архитектура познающих. Когда-нибудь, и, быть может, даже весьма скоро, придется осознать, чего же в первую очередь недостает нашим большим городам: тихих просторных и привольных мест для размышлений, с высокими сводчатыми длинными галереями, где можно укрыться от холода и зноя и куда не проникает уличный гомон и шум, где все внушает благоговейное почтение, так что даже священник воздержится здесь от громких молитв: нет в них строений, парков, которые гармоничным ансамблем передавали бы высокий дух раздумий и отрешенности уединения. Прошли те времена, когда церковь владела монополией на размышление, когда vita contemplativa[30] непременно означала vita religiosa[31], и все, что построено церковью, осенено именно этой мыслью. Возможно ли представить, чтобы мы могли удовлетвориться этими постройками, даже если бы они уже более не использовались для церковных целей; эти строения говорят слишком патетичным и слишком уже предвзятым языком, чтобы никто не усомнился в том, что это обитель Божия, парадный зал, где неуместны беседы о мирском, – разве сможем мы, не верующие в Бога, предаться здесь
Уметь находить конец. Первоклассного мастера всегда можно узнать по тому, что он всякое дело – большое или мелкое – умеет виртуознейшим образом довести до конца, будь то какая-нибудь мелодия или мысль, пятый акт трагедии или государственная акция. Лучшие из тех, кого можно отнести к второразрядным мастерам, обычно к концу становятся беспокойными и резко обрывают начатое дело, предпочитая крутой обрыв неторопливому, неспешно-горделивому спуску к морю, который избрала себе гора у Porto fino, – там, где звучат заключительные аккорды генуэзской бухты.
Поступь. Характер мысли даже у великих умов может выдать их плебейское или полуплебейское происхождение – достаточно бывает взглянуть на поступь и походку мыслей: они не умеют