Читаем Падение дома Ашеров. Страшные истории о тайнах и воображении полностью

Я говорил, что речка, на всем своем протяжении, шла очень неправильными извивами. Два ее главные направления, как я сказал, шли сперва от запада к востоку, и потом от севера к югу. На повороте, течение, уклоняясь назад, делало почти круговую скобку, образуя полуостров, очень похожий на остров, приблизительно в шестнадцатую долю десятины. На этом полуострове стоял жилой дом – и если я скажу, что этот дом, подобно адской террасе, увиденной Ватеком*, «était d’une architecture inconnue dans les annales de la terre»[150], я этим только скажу, что весь его ensemble поразил меня самым острым чувством новизны и общей соразмерности – словом, чувством поэзии – (ибо вряд ли я мог бы дать более строгое определение поэзии, в отвлеченном смысле, иначе, чем употребив именно эти слова) – и я не разумею этим, чтобы хотя в каком-нибудь отношении здесь было что-нибудь преувеличенное.

На самом деле, ничто не могло быть более простым – ничто не могло быть до такой степени беспритязательным, как этот коттедж. Чудесное впечатление, производимое им, крылось всецело в том, что по художественности своей он был как картина. Смотря на него, я мог бы подумать, что какой-нибудь выдающийся пейзажист создал его своею кистью.

Тот пункт, с которого я сперва увидал долину, был хорош, но он не был лучшим для обозрения дома. Я поэтому опишу дом так, как я его увидел позднее – с каменной стены на южном крае горного полукруга.

Главное здание простиралось приблизительно на двадцать четыре фута в длину и на шестнадцать в ширину – никак не больше. Вся его вышина, от основания до верхней точки кровли, не превышала восемнадцати футов. К западному краю строения примыкало другое, приблизительно на треть меньшее в своих размерах – линия его фасада отступала назад на два ярда от фасада бо́льшего дома; и его кровля, конечно, была значительно ниже кровли главного строения. Под прямым углом к этим зданиям, и не из заднего фасада главного строения – не вполне в середине – простиралось третье здание, очень маленькое – в общем на треть меньше западного крыла. Кровли двух более значительных построек были очень покатые – они убегали от конька длинной вогнутой линией, и простирались, по крайней мере, на четыре фута за пределы стен фасада, таким образом, что образовывали кровлю двух галерей. Эти последние кровли, конечно, не нуждались в поддержке; но так как они имели вид нуждающихся в ней, легкие и совершенно гладкие колонны были помещены в углах. Кровля северного крыла являлась простым продолжением некоторой части главной кровли. Между главным зданием и западным крылом поднималась очень высокая и скорее тонкая четырехугольная труба из необожженных голландских кирпичей, попеременно то черных, то красных – на верхушке кирпичи выступали легким карнизом. Над щипцом, кровли также выделялись значительным выступом: в главном здании фута на четыре к востоку и фута на два к западу. Главный вход находился в самом большом здании, и помещался не вполне симметрично, несколько отступая к востоку, между тем как два окна отступали к западу. Эти последние не доходили до полу, но были гораздо длиннее и уже обыкновенного – у них было по одной ставне, подобной дверям – стекла имели форму косоугольника, но были очень широки. В самой двери верхняя часть была из стекла, имевшего также форму косоугольников – на ночь они закрывались подвижной ставней. Дверь в западном крыле находилась около конька, и была совершенно простая. На юг выходило одно окно. В северном крыле не было внешней двери, и в нем было также одно окно, выходившее на восток.

Глухая стена под восточным коньком была смягчена очертаниями лестницы (с балюстрадой), проходившей по ней диагональю – от юга. Находясь под сенью далеко выступающих краев крыши, ступени эти восходили к двери, ведущей на башенку, или вернее на чердак – ибо эта комната освещалась только одним окошком, выходящим на север, и, по-видимому, исполняла роль чулана.

В галереях главного здания и западного крыла не было пола, в обычном смысле; но около дверей и у каждого окна, широкие, плоские, и неправильные, гранитные плиты были вделаны в восхитительный дерн, доставляя удобный проход во всякую погоду. Превосходные дорожки из того же материала – не беспрерывные, а с бархатистым газоном, заполняющим частые промежутки между камнями, вели по разным направлениям от дома, к кристальному источнику, находившемуся шагах в пяти, к дороге, и к одному, или к двум надворным строениям, которые находились к северу, за речкой, и были совершенно скрыты несколькими локустовыми деревьями и катальпами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература