Падает снег

После ужина мы сели на диван – читать. Я вместе с книгой находилась на коленях у Андреева, по традиции, и читала вслух. Не так давно мы решили начать цикл романов Стругацких «Полдень XXII век», потому что оба любили фантастику подобного рода.

– Максим Викторович, – сказала я в его недовольно-злое лицо и положила ладонь на колючую от щетины и впалую от природной худобы щеку, – мы ведь обсуждали, почему я не стану пока у тебя ночевать, – ворковала я над ним, – не будем же мы начинать этот долгий разговор сначала?

Большие темные глаза Андреева, опасные и почти всегда с неясным каким-то в них выражением, глубоко посаженные в тени под выступающими надбровными дугами, сейчас глядели на что угодно, кроме меня – радужки медленно плавали направо и налево, будто хотели спрятаться, да не находили, куда.

Я обеими руками вцепилась в редкие, тронутые сединой волосы на висках и заставила его посмотреть на меня.

– Тебе неприятно меня видеть? – спросила я с сильным удивлением.

Андреев накрыл мои ладони своими.

– Мне неприятно тебя НЕ видеть, – жестко ответил он и поднялся, пересадив меня на диван. – Однако придется.

– Ты понимаешь прекрасно – я тоже не горю желанием уходить. Неужели взрослый самодостаточный мужчина не потерпит до утра? В институте я сразу же к тебе зайду.

– Зайди… – рассеянно буркнул он и ушел в прихожую, одеваться.

И что это на него сегодня нашло? Ладно, решила я, помолчу. И отправилась за ним.

Квартира Андреева находится на одиннадцатом этаже, и, конечно, мы спускаемся на лифте. В этот раз кабина была пуста. Едва мы вошли и двери за широкой спиной, обтянутой кожаным плащом, с шипением съехались, обладатель плаща придвинулся ближе и навис надо мной всем своим ростом, выжидающе глядя в глаза. Нет, я не боюсь быть с ним наедине (не так давно я осознала, что все же убивать меня он не станет, а изнасилования случиться не может уже потому, что я сама против не буду), и клаустрофобией не страдаю, однако меня прошиб озноб. Каким-то особым, пугающим образом накладывалось все то, о чем мы говорили весь вечер, на этот его сиюминутный взгляд.

Я сделала шаг назад и всем телом прислонилась к стене, в которую Андреев уперся руками по обе стороны на уровне моей головы. Глядя сверху вниз, он зловеще произнес: «Попалась», и улыбнулся так, как это умеют только маниакально нездоровые люди. Из-под влажных растянутых губ показались его жемчужно-белые зубы, а глаза неестественно помутнели. Волосы, как всегда, рассыпались вдоль лица длинными смолянистыми волнами.

Я закусила губу и поняла, что нестерпимо хочу почитать… Читать – срочно! – иначе случится нечто непоправимо инстинктивное. Услышав стук собственного сердца сквозь шум работающего механизма, я всем этим сердцем возжелала, чтобы лифт застрял. На пару часиков. Но кабина медленно тащилась, проезжая уже девятый этаж. Не дай бог кто-то сейчас вызовет лифт!

– Попалась, – обреченно выдохнула я и лукаво подняла глаза на желанные выразительные губы.

Целовались мы неистово и грубо, с размахом, стремясь разорвать друг друга на части. Андреев швырял меня о стены, до крика сжимая предплечья. Да я и сама накинулась на него, как волна на скалу, не рассчитав, что в этой скале силы раз в десять больше, чем во мне. Когда лифт достиг первого этажа и двери разомкнулись, мы еще несколько минут не могли прекратить свои бесстыдства, переходящие уже все границы допустимого. Нам было плевать на весь мир. Мы не сказали друг другу и слова. Сделав шаг на этаж, я ощутила, как сильно кружится голова. Меня шатало, как после сильной качки. Максим шагал за мной с озверевшим выражением лица и застывшим на губах оскалом, облизывал и кусал губы; взгляд его блуждал по стенам и потолку.

Уличный мороз крепко освежил нас обоих. Голова моя как будто покрылась ледяной коркой, и от холода замедлилось разогнанное кровообращение вместе с бешено мечущимися мыслями. Точнее, только одной пульсирующей мыслью.

Будто под действием наркотиков мы заторможенно попрощались невинным поцелуем в щеку, я села в такси на заднее сидение и сказала водителю адрес. Максим все стоял, глядя нам вслед, прятал руки в карманы пальто и выдыхал облачка пара в колючий воздух, и вернулся в подъезд только после того, как наша Волга свернула за угол, треща резиной на жутком морозе.

«Не заболел бы», – пронеслась первая здравая мысль после выхода из лифта в моей голове. Я глубоко выдохнула и подняла глаза на зеркало заднего вида, настроенное четко на меня. Таксист, немолодой заплывший мужичок, то и дело косил на меня подозрительным взглядом.

– За дорогой следите, – посоветовала я, поправляя воротник.

Таксист покачал головой и промолчал. Я приводила мысли в порядок, пытаясь понять, что это сейчас такое в лифте было. На полпути до дома мужик подал голос:

– Куда же ты одна из дома на ночь глядя?

Я сначала не поняла.

– Так я домой как раз, – говорю.

Таксист смотрит на меня в зеркало. Кажется, тоже не понимает.

– А… – выдавливает он, наконец. – Подумал, это батя твой.

Господи, внутренне восклицаю я, а вслух говорю дерзко:

– Нет. Любовник.