Я поняла, что он прав. Да, я здесь. Почему-то. Да, позволяю. Почему-то. Так что же я в таком случае возмущаюсь? Кто заставлял меня приходить сюда? Не одно лишь любопытство. Не один лишь страх.
– Выходит, ты сама этого хочешь. Не хотела бы – не приняла бы мое предложение.
– Ты прав. Я увлеклась тобою, – признала я единственную причину, объяснявшую мое поведение.
– Увлеклась лишь потому, что чувствуешь исходящую от меня опасность?
– Нет.
Мы молчали. Никогда, никогда нельзя говорить мужчине о том, что ты к нему неравнодушна. Но, наверное, это не касается тех случаев, когда вы просыпаетесь ночью вместе в одной постели, учитывая то, что между вами ничего не было, и все вокруг располагает к тому, чтобы делать подобные признания. В первую очередь я призналась самой себе. Я увлеклась другим мужчиной. Это невероятно. Нашелся кто-то, сумевший потеснить того, кто меня в свое время оставил. Нашелся кто-то, доказавший мне, что я смогу хотя бы увлечься другим. Хотя бы на время. Утешить боль. Подменить мысли. От неожиданного осознания становилось легко. Слишком легко, чтобы молчать.
– Красивая луна сегодня, – сказал Андреев словно бы сам себе.
– Очень красивая, – согласилась я. – Максим. Сколько тебе лет?
– Сорок, – тут же ответил он.
– Теоретически ты мог бы быть моим отцом. Ровно в два раза.
– Мог бы. Но я не он, – почему-то в его тоне прорезалась холодная злоба.
– Почему ты не женат? – задала я свой главный вопрос.
Но его было не застать врасплох. Не на того напала.
– Не нашлось еще той, которая не испугалась бы и не сбежала, увидев мою настоящую суть, а не того любезного мужчину, который преподает в университете. Даже ты начала меня бояться, едва разглядела.
Я дышала как в судорогах. Он все знал. Он знал о том,
Мне стало жалко его. Не нашлось той, которая бы не сбежала… ну да. Он одинок лишь поэтому. В остальном к нему не придраться: хорош собой, умный, работа есть, квартира тоже. Я вдруг поняла: из-за этой, последней его фразы, сказанной таким неясным голосом, то ли бесцветным, то ли столь непривычно грустным, я проникаюсь к нему сильной симпатией. Монстр, спрятанный под кожей человека. Несчастный и одинокий. Вынужденный притворяться большую часть времени. Не имеющий возможности измениться.
– И в чем же твоя суть, которой все пугаются? – я ничем не выказывала страха, сковавшего горло.
– Я вспыльчив и жесток. Мною нельзя управлять.
Несмотря на жесткость, с которой это было сказано, я уловила печальные нотки в голосе. А еще – едва слышимую просьбу… о помощи. Мне стало жаль его точно так же, как в тот чертов день, когда он пришел к нам на квартиру с мороза, замерзший и не решающийся мешать мне своим несогласованным визитом. Может быть, уже тогда он боялся повлиять на меня и не хотел, чтобы я к нему присматривалась? Стремился огородить меня от себя? Так вот, в чем была причина его постоянных порывов уйти.
Мне захотелось заботиться о нем с прежней силой. Мне просто необходимо о нем заботиться. Но для начала надо доказать ему, что я – не все и, даже испугавшись, просто так не уйду. Я ощутила, что он боится именно того, что я могу уйти, как остальные. С отвращением отвернусь от его натуры и больше не захочу иметь с ним ничего общего. Порву все связи, все нити. Ведь он из тех людей, о которых говорят: тяжелый человек, негативная аура и далее по списку.
– Я даже не буду пытаться. Я привыкну к тебе, – прошептала я, вкладывая в эти слова всё, что в моем понимании есть клятва.
– Ты представить не можешь, как бы мне этого хотелось, – прошептал он в ответ.
Вот тебе и «отвлеклась от депрессии». Каким-то образом я очутилась ночью в логове зверя, морального то ли урода, то ли инвалида, рядом с которым и находиться-то тяжело, когда он не притворяется нормальным. Но которого, тем не менее, жаль. Которого хочется как-то утешить, скрасить его вечное черное одиночество. Да, я не чувствую к нему настоящей любви и привязанности. Да, мне его просто жаль… Но рядом с ним мне хоть и боязно, однако из души странно вытесняется вся гадость, и не хочется допускать ни одной мысли о прошлом. Рядом с ним мне легче, чем обычно.
XII. Прогресс