П. А. Столыпин

Маклаков изначально занимал в кадетской партии и думской фракции особое положение, считаясь среди кадетских лидеров самым правым (полушутливо он и сам называл себя «черносотенным» депутатом). Позднее, в эмиграции, особенно в воспоминаниях 1930–1940-х гг., он будет подвергать безжалостной критике политический курс руководства партии в годы «думской монархии», определяемый главным образом П. Н. Милюковым. Маклаков обвинял «официозное» руководство партии за излишний радикализм, заигрывание с левыми, неспособность и нежелание к поиску компромиссов с властью во имя проведения реформ и предотвращения революции с ее непредсказуемыми последствиями. В свою очередь, политическое поведение Маклакова в период его думской деятельности 1907–1917 гг. предопределялось убежденностью (не доходившей, однако, до открытого разрыва с большинством партийного руководства), что после Манифеста 17 октября и издания Основных законов в России появилась «настоящая конституция». В этом было принципиальное отличие позиции Маклакова от «официальной» идеологии партии, оценивавшей Основные законы как «лжеконституцию» и считавшей необходимой дальнейшую борьбу за изменение государственного строя, введение «четыреххвостки» для выборов в Думу, упразднение наполовину избираемого Государственного совета как верхней палаты, установление парламентской ответственности правительства и т. д. Василий Алексеевич полагал, напротив, что «Конституция 1906 года – и в этом громадное ее преимущество перед хвалеными „освобожденскою“ и „земскою“ конституциями … была построена на принципе разделения властей и их равновесия». Поэтому она оптимальна для текущих политических реалий, позволяя проводить необходимую для страны программу реформ. Впрочем, для этого либералы должны стремиться к компромиссу с «исторической властью» – следует, отмежевываясь от левого радикализма, использовать все возможности для конструктивного сотрудничества с правительством и наиболее «здоровыми» представителями бюрократии.

Отношение к фигуре П. А. Столыпина было у Маклакова неоднозначным, что отразилось и в воспоминаниях «Вторая Государственная дума», фрагменты которых публикуются в настоящем издании. Столыпина он воспринимал, в принципе, как выдающего государственного деятеля, осознававшего необходимость преобразований. Петр Аркадьевич принял Конституцию и выступал как искренний проводник идеи «правового порядка» и «представительного строя» (по крайней мере на начальном этапе своей деятельности на посту премьер-министра). Возобладавшее у Николая II и его окружения решение, с которым связал себя и Столыпин, – о роспуске 2-й Думы и изменении избирательного закона («государственный переворот» 3 июня 1907 г.) – Маклаков считал особенно досадной и непростительной ошибкой, поскольку как раз к этому времени наметился переход Думы к достаточно «деловой работе» и появлялся шанс на конструктивное взаимодействие с правительством. И не случайно он оказался одним из четырех умеренных либеральных депутатов, попытавшихся в последний момент перед роспуском Думы, в ночь на 3 июня, отговорить Столыпина от этого решения. Василий Алексеевич полагал, что «третьеиюньский переворот» был ударом по Конституции, продемонстрировав «знакомую претензию верховной власти всегда считать себя выше закона, т. е. удар по основному принципу „правового порядка“, который правительство собиралось вводить». В итоге этот шаг, с одной стороны, вновь «сдвинул влево конституционные элементы», а с другой – «охладил реформаторскую готовность умеренных партий и двинул их вправо», вместо поиска соглашения с либеральной оппозицией (как прообраза будущего Прогрессивного блока 1915–1917 гг.).

«Но самый главный удар роспуском Думы Столыпин нанес себе самому. Здесь поистине была Немезида, – полагал Маклаков. – 2-я Дума Столыпину недостаточно помогала и этим повредила себе. Но когда в угоду правым он от нее отказался, то этим он ослабил себя. Он это скоро увидел. Хотя 3-я Дума вначале превозносила его, но это продолжалось недолго. Ее новое большинство ценило в нем не то, что было его местом в истории, не сторонника конституции и правового порядка, а то, чем он напоминал старый режим… Чтобы сохранить свой истинный облик, Столыпин должен был бы уйти в тот момент. Но он себя с актом 3 июня связал. И никто не уходит во время победы. Он пытался бороться с правыми, но должен был во многом им уступать, увольнять своих либеральных сотрудников, сохранять старые институты, вроде земских начальников… С правых скамей восстали даже против его любимого детища – крестьянских законов. После 2-й Думы настоящего Столыпина мы больше уже не увидим. Трагическая смерть не только спасла его от опалы, но и сохранила его репутацию» (Маклаков В. А. Вторая Государственная дума: (Воспоминания современника). 20 февраля – 2 июня 1907 г. London, 1991. С. 255–256).