Мужчина протягивает Славику одноразовую нейромаску в дешёвой целлофановой оболочке с надписью «Стерильно» на шести языках. Славик надрывает плёнку, натягивает маску на лицо. Щелчок. Из чёрного фона выплывают светящиеся неоновые титры.
«Уровень допуска: 21+, тематические ограничения.
Жанр: погружающая нейросимуляция.
Серия: «Призрачные предчувствия». Пилотный выпуск, только для служебного использования».
Титры гаснут, поле обзора вспыхивает смазанной радугой, как внутри сломанного сканера.
Славик сидит в старом пассажирском автобусе. ЛиАЗ, модель 667, больше известный как «скотовоз»: мятая жесть корпуса, до трухи сгнившая по краям у днища. Сиденья обтянуты дерматином цвета сырого мяса, тускло горят через один светильники в матовых пластиковых плафонах под потолком. На перегородке возле передней двери-гармошки – круглая эбонитовая урна для использованных билетов. Автобус дёргает передачей, громыхает под полом раздолбанным карданом, затем двигатель с коротким скрипом глохнет.
– Выходи, слышь. Приехали.
Славик оглядывается по сторонам – в «скотовозе» он один, не считая невидимого водителя в тёмной кабине. Задняя гармошка со стуком распахивается. Бензиновый жар внутри стремительно рассеивается, воздух в салоне стынет.
Славик встаёт с дерматинового дивана. Резиновые калоши валенок по войлок тонут в талой луже.
Он спускается по трём проседающим под ногами ступенькам и обнаруживает себя в зимнем ночном пейзаже. Улица на окраине Воркуты. Сугробы выше человеческого роста вытянуты узким коридором. Через каждые десять метров дорогу освещают на треть погружённые в снег фонари, конусы холодного голубого света прошиты метелью. За сугробами видны пятиэтажные дома со смазанными метелью окнами. Снег колет лицо, ветер сбивает дыхание.
«Надо идти, хули, – думает Славик. – Метель, сука. Замёрзну же здесь».
Укатанный снег сухо скрипит под резиновыми калошами. Соскакивают не по размеру большие валенки, Славик поджимает пальцы на ноге, чтобы не болтались. Пальто с воротом из пластикового меха давит на плечи. Холод поднимается из пустого желудка и встречается с холодом снаружи.
Протоптанная через сугроб чёрная тропа отходит от освещённой дороги и ведёт к смазанным метелью домам. Фонари остаются позади, в темноте мороз крепчает, между краем валенок и полой пальто леденеют колени.
Справа сквозь метель на одной ноте тупо лает невидимая собака.
Высокая тёмная фигура со вжатой в широкие плечи головой в сплющенной ушанке вылетает навстречу Славику из-за угла. Идёт быстро, механически шатаясь. Славик уворачивается, теряет тропу, проваливается по колено, зачерпывает снег голенищем валенка. Тёмная фигура удаляется прочь, от неё остаётся слабый запах перегара и желудочного сока.
«Верный знак, – думает Славик. – Сейчас всё будет».
Лепесток света из окон продмага за углом падает на снег, и снег волшебным образом становится ярко-оранжевым, тёплым. На свет и на снег приятно смотреть, оранжевое согревает Славика изнутри, наполняет кровью уставшее сердце.
«Зайду и скажу: маленькую дай, – думает Славик. – Или нет, за двести восемьдесят. Лучше за двести восемьдесят. Здесь немного вмажу и, что останется, домой отнесу».
Изображение гаснет.
Ещё секунду Славик видит тлеющие очертания на утоптанном снегу. Он снимает маску. Подсвеченные невидимыми лампами бутылки, оранжевое сияние, тёплый полумрак корпоративного бара на восемьдесят третьем этаже башни.
Город внизу спрятан за плотными облаками.
Очень хочется выпить.
Мужчина с остро подрезанными бакенбардами улыбается, вытягивает в сторону Славика сложенный из пальцев пистолет. Бах. Типа, попал.
– Вот оно. Огонь желания. Продукт показывать нельзя – мы его и не показываем. А он как секс – уже у вас в голове. Мы долго к этому шли. Начали с размытых изображений, знаете, как в японском порно. Эффект отмечали интересный, но нестабильный. Потом фигуры умолчания в типических ситуациях, когда продукт должен быть, а его нет. Кафе на набережных, бары, домашние застолья – и ни одной бутылки на столе. И теперь вот это. Шедевр. Горжусь. Физический дискомфорт, холод, безысходность, близость смерти, нищета. И продукт, единственный доступный механизм компенсации. Это же можно как-то интегрировать?
Славик вспоминает перекрытое масаями шоссе из Найроби на запад, в сторону озера Виктория. Деревня без названия, взвод солдат в форме без опознавательных знаков, с калашниковыми и М16 вразнобой, армейские джипы на обочине, сотни людей в чёрно-красных клетчатых платках шука вдоль дороги. В руках у людей дубинки, куски арматуры, палки. Люди подходят и подходят, одни идут из саванны, другие по перекрытому шоссе, вдоль бесконечной пробки. Парень с молотком на длинной металлической рукоятке останавливается возле минивэна, где сидит Славик.
– Что случилось? – спрашивает Славик. – Когда поедем?
Платок шука на парне повязан поверх чёрной майки-алкоголички и подвёрнутых до колен джинсов. На ногах у него белые
– Это наша дорога, – говорит парень. – Когда скажем, тогда и поедешь. Понятно?