Положив трубку, она еще раз вздохнула и выдвинула ящик стола, чтобы положить туда книгу, но раздумала и сунула ее в старую полевую сумку, которая в ее руках напоминала дамскую сумочку, какие только что начали входить в моду. Девчонки их на плечо вешают. А что они носят в сумках? Зеркальце, конечно, ну, пудру, духи, может быть. Все это и у нее есть. Вспомнив про зеркальце, она вынула его и с тревогой заглянула в его таинственную глубину. Круглое лицо, совсем девчоночье, если бы не глаза и эта вертикальная морщинка между бровями. Глаза, которым не всегда, когда хочется, она позволяет улыбаться. Хотя она твердо усвоила, что не внешний вид, не выражение лица и даже не ее настойчивость определяет успех порученного ей дела, но все же по платью, как говорится, встречают. На работу она всегда являлась в сером или зеленовато-синем костюме и чистейшей белой блузке. Обувь — по сезону: туфли на каблучках или боты. Иногда — в дорогу по району — сапоги. Ее считают модницей, но осуждать не решаются — так сильно было уважение, которым она пользовалась, благодаря не только одним своим деловым качествам. Ее биография и верность прошлому многим ставились в пример, хотя и вызывали некоторое удивление; такая молодая, всего тридцать с небольшим, интересная, образованная и — одинокая. Удивлялись и осуждали. Но вряд ли кто-нибудь догадывался, как тяжело жить одним только прошлым в тридцать один год.
Повздыхав над зеркальцем, так что его поверхность слегка затуманилась, отчего глубина сделалась еще таинственнее, Валя бросила его в сумку. Щелкнул металлический наконечник ремешка. Она раскрыла блокнот с пометками на сегодняшний день. Все эти дела придется отставить и срочно выехать в Сосновые Горы. Она позвонила и сказала секретарше:
— Николай Николаевич пришел? Попроси его ко мне…
Снова телефон. Междугородная. Она махнула рукой.
— Я слушаю, — проговорила она и, узнав голос Емельянова, спросила: — Ты откуда?.. В городе?.. Как же так? А к вам комиссия…
— Знаю. Мне здесь в управлении сказали, они не думали, что комиссия так сразу выедет в Сосновые Горы. Да не в этом дело. Комиссию возглавляет Бакшин.
— Что? Наш Батя!..
Сене показалось, что, заглушая гудение проводов, в ее голосе прозвучали и восторг, и удивление, и даже, кажется, испуг. Но он твердо заявил:
— Я буду стоять на своем, до конца.
— Хорошо, — ответила Валя. — Как мама?
— Я еще ее не видел. Да, она сказала, что к ним в клинику привезли Ожгибесова. — Он ожидал нового взрыва удивления или хотя бы заинтересованности, но услыхал ее ровный четкий голос:
— Удивительный сегодня день. Столько в него ворвалось прошлого, и все сразу. Утром я получила книжку, наш Сашка написал. Про Ожгибесова. «Огненный черт».
— Это что, такое название? Здорово?
— Да. Слушай, а что с ним? С Ожгибесовым?
— Мама сказала, ничего особенного. Старые раны.
И снова ровный, четкий голос, несколько назидательный:
— Старые раны? Они, мой дорогой, самые больные. Поверь мне. Даже если и совершенно затянулись.
— Ладно, поверил. Когда увидимся?
— Сейчас поеду на стройку, встречусь с комиссией. Не беспокойся. Как у нас говорилось, наше дело правое, мы победим.
— Был такой лозунг.
— Это не лозунг. Это у нас навечно. Ну, до скорой встречи. Маме привет и Ожгибесову, Ты его навести в больнице, слышишь? Обязательно.
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ
Сеня посмотрел на часы — мама ждет его в больнице, это недалеко от управления, и он решил сначала забежать к Юртаеву, который работал здесь же, но никакого отношения к Сосногорскому комплексу не имел. Сене просто хотелось повидать старого друга и морально подкрепиться перед решающим боем.
В просторном управленческом коридоре он встретил Марину — жену Юртаева. Она устремилась к Сене, нарядная, улыбчивая, благожелательная. Ничуть не изменилась с тех пор, когда училась вместе с Сеней в музыкальном училище. Она окончила консерваторию и сама стала учительницей, но Сене казалось, что она все такая же, как и была, — самая добрая девчонка и самая восторженная.
— Сенечка, родной, ты приехал?.. — порывисто обняла Сеню и смутила щедрым, душевным поцелуем.
— Ты, Маринка, прямо как…
— Замолчи, замолчи! Твои сравнения все я знаю! Ты когда приехал?
— Только что. Ты к Володьке?
— Ох, Сенечка, ты же знаешь наше училище. Мир фальшивых звуков. Сегодня программу выпускного вечера будем составлять, все переругаемся. — Она так рассмеялась на весь коридор, будто сказала что-то очень веселое. Подхватив Сеню под руку, она потащила его к юртаевскому кабинету, доверительно нашептывая: — Как только у нас в училище что-нибудь намечается, мероприятие или скандал, я всегда к Володе забегаю, бодрости набраться.
«И я тоже», — подумал Сеня и, не скрывая зависти, сказал:
— Хорошо живется Володьке…
Чуткая Марина только и поняла, что ему живется не так хорошо, как ее мужу.
— Сенечка, бедняга. — Погладила руку и тут же счастливо рассмеялась: — Володька мой решительный, и отважный, и верный, и ты будь таким же, — проговорила она, продолжая поглаживать его руку, осторожно спросила: — А ты как? Чем-то ты встревожен?