— Совсем не безобразно, вы преувеличиваете. Просто непрактично. Итак?
— Я с радостью принимаю ваше предложение, — сказал я и вдруг почувствовал, как радостно забилось сердце. — Действительно, мадам, я очень рад. Но тогда разрешите мне, пожалуйста, до этого пригласить вас пообедать вместе.
— С удовольствием. Но предупреждаю: аппетит у меня волчий.
— Когда за вами заехать?
— Скажем, в час?
— Хорошо, в час. Я закажу столик в «Мажестик».
— Столик лучше закажу я. В другом месте.
— Хорошо. Значит, в час. И я… Я рад. Я очень рад.
— Тогда и я рада, — сказала Анжела. — Сейчас я вызову такси. Стоянка здесь, в двух шагах. Пока вы спуститесь в лифте, машина будет уже ждать вас. — Она протянула мне руку и крепко пожала мою. А я оглянулся, бросил взгляд на гостиную, на полки со слониками. И сказал как круглый идиот:
— Знаете, я ведь тоже коллекционирую слонов. Ваши мне очень нравятся. В особенности маленький, забавный, из черного дерева.
— Вы суеверны, да?
— Очень.
— Я тоже. — Она открыла входную дверь. Я подошел к лифту, нажал на кнопку и стал ждать, когда кабина поднимется. При этом я обернулся. Анжела стояла на пороге полуоткрытой двери и засмеялась, встретившись со мной взглядом. Я тоже попытался засмеяться, однако у меня ничего не вышло. Мне вдруг стало так тошно на душе, но я бы не мог сказать почему. Кабина подъехала. Входя в нее, я видел, что Анжела все еще стояла в дверях и смеялась. Тут она помахала мне рукой. Я тоже помахал. Двери кабины захлопнулись, и я нажал на кнопку первого этажа. Лифт с тихим жужжанием заскользил вниз. Внутри было ужасно жарко. На уровне головы висело зеркало. Я посмотрел в него и попытался засмеяться. Ничего не получилось, кроме жалкой гримасы. Вдруг опять разболелись те места, по которым меня били в последнюю ночь. А я-то уж было совсем позабыл об этом. И вдруг я ощутил совсем другую боль — не в тех местах, по которым меня били: по всему телу разлилась какая-то другая боль, я бы не мог сказать, какая. Самое странное во всем этом: боль, пронзившая меня, была удивительно приятная, благостная и никогда еще мной не испытанная.
19
— Убийство. — Хрипло, едва слышно и умоляюще звучал голос Хильды Хельман. — Конечно, убийство. Подлое, коварное убийство!
Она сидела в огромной кровати с завитушками в стиле рококо в полутемной спальне тоже огромных размеров. Теперь я понял, почему мой шеф Бранденбург и весь цвет международного общества называли ее «Бриллиантовая Хильда». Даже в постели на ней было кольцо с удлиненным изумрудом, обрамленным бриллиантами, в общей сложности никак не меньше двадцати карат. На левом запястье у нее болтался широкий изумрудный браслет, в котором каждый камень тоже был обрамлен бриллиантами, а на шее — такой же работы колье. Ничего подобного я еще никогда не видел. Колье состояло из восьми частей. В середине каждой из них находился крупный изумруд удлиненной формы, обрамленный орнаментом из листьев, усеянных бриллиантами. Впереди висел огромный каплевидный изумруд и два бриллианта в форме полумесяца, соединенных круглым камнем. В ушах у Хильды, разумеется, висели еще и серьги из каплевидных изумрудов, обрамленных бриллиантами. Все это вместе стоило наверняка многие миллионы. И все это Хильда нацепила на себя, лежа в постели, неухоженная и не подкрашенная. У нее была очень бледная кожа и красноватые глазки альбиноски. Черный парик слегка съехал на бок и обнажил ее почти совершенно лысый череп; поверх ночной кружевной рубашки она набросила застиранную светло-зеленую пижамную курточку. Она явно зябла. А я впервые здесь мог свободнее дышать. Температура воздуха в спальне, как и во всем доме, регулировалась кондиционером. В комнате сладко пахло цветами.
— И какое жестокое убийство, — добавила Бриллиантовая Хильда.
От Анжелы Дельпьер я поехал на такси сначала к Луи Лакроссу в его контору у Старой гавани, затем в «Мажестик» и лишь потом сюда, в западную, аристократическую часть города Ле Валлерг. Здесь у Хельманов была своя вилла. Шоферу достаточно было назвать фамилию владельцев, — он знал, куда ехать. Эта вилла принадлежала некогда одному из русских великих князей, поведал мне таксист. Она была окружена огромнейшим парком, а парк обнесен высокой каменной оградой, защищенной сверху стальными остриями и колючей проволокой, в которой, по-видимому, находились и провода электрической сигнализации. Из сторожки вышел привратник в белой ливрее. Таксист сделал ему знак открыть ворота. Но те не открылись. Из маленькой калитки в воротах, отперев ее ключом, вышел к нам слуга в ливрее и заявил, что такси не разрешается въезжать в парк и что мне придется выйти. Было без десяти одиннадцать, на одиннадцать я условился по телефону из конторы Лакросса о встрече с Хильдой Хельман. В конторе у грустного коротышки крутились сразу три вентилятора, и, тем не менее, дышать было нечем, Я еще рано утром позвонил Лакроссу и сообщил о совершенном на меня нападении и о происшествии с Николь Монье и Аланом Деноном, и он обещал что-нибудь выяснить.
— Итак?