Ответ знает только ветер

Йоханнес Марио Зиммель Ответ знает только ветер

Действие романа разворачивается главным образом в Каннах — в отелях, игорных домах, магазинах, ресторанах. Здесь живут и работают весьма приятные люди, которые любезно разрешили мне использовать в романе их подлинные имена. Наряду с ними в моем произведении фигурируют персонажи, которые, как и сам сюжет, являются плодом авторского вымысла. Любое сходство событий романа с реальными, в особенности с валютными кризисами, грандиозными финансовыми аферами и сходство вымышленных лиц с действительно существовавшими — живыми людьми или умершими может быть лишь чисто случайным.

Я погрузился в мрак, который не был ночью.

Тут появилась ты, любимый облик твой.

И мрак не-ночи сменился светлым днем.

Ты пела мне, и так чудесно вином мой полнился бокал.

А те слова, что молвила тогда ты,

Я не забыл и буду помнить вечно.

Они так дивно чувством полнились святым,

Что ночи мрак развеялся, как дым.

Фирдоуси, персидский поэт, 939–1020 г. после Р.Х,

Пролог

1

Молодой матрос, размахнувшись, бросил конец троса старику на берегу, и тот ловко поймал его и стал тянуть к себе. Шлюпка с мотором на корме, на которой матрос доставил нас с Анжелой с яхты, покачиваясь на легкой зыби, мягко заскользила к причалу. Каменная лестница, высеченная в скале, вела от него вверх. Мы находились на юго-западной оконечности Антибского мыса. Старик стоял на нижней ступеньке, которую захлестывали волны. Море здесь было густо-синее, вода настолько прозрачна, что я мог различить каждый камешек на дне и каждую водоросль. Я увидел стаи крошечных рыбешек, удиравших в разные стороны. Рыбешки были не больше швейной иглы, кругом блестели сотни таких иголок.

Старик подвел шлюпку вплотную к ступеням лестницы. Одет он был в донельзя выцветшую рубашку, некогда бурую, и холщовые штаны такого же цвета, внизу мокрые, как и его босые, дочерна загорелые ноги; костлявую голову прикрывала широкополая шляпа с низкой тульей. Было видно, что старика потрепала жизнь. Он был истощен и сгорблен. На руках бугрились вены, плоские ногти обломаны, кожа лица походила на истлевший пергамент. Вероятно, старик с детства целыми днями находился вблизи воды, на солнце и ветру. Лицо его выражало дружелюбие. Скулы резко выдавались над впалыми щеками, и только глаза старика улыбались нам, губы же его были плотно сжаты. Глаза у старика были такие же синие, как море. Ему, по всей видимости, стоило больших усилий тянуть трос, не дергая шлюпку. Он был явно очень стар, но все еще работал, и взор его сохранил ясность и зоркость.

Матрос быстро спрыгнул на ступеньку. Звали его Пьер, он был вторым матросом на яхте, стоявшей вдали на якоре. Пьер был бос, как и мы, на нем были белые штаны и такая же рубашка; год назад парню перевалило за двадцать. Капитана яхты звали Макс, ему было двадцать восемь. Пьер был знаком со стариком. Они называли друг друга по имени. Я протянул Пьеру наши с Анжелой туфли, потом встал со скамьи, Пьер подал мне руку, и я спрыгнул на берег. Затем я помог Анжеле сделать то же самое.

— Доброе утро, мадам, — сказал старик. — Доброе утро, мсье. Хороший денек нынче, не правда ли?

— Да, — ответил я. — Очень хороший.

— Только очень жарко, — отозвался старик.

— Да, — согласился я. — Жара страшная.

Мы говорили по-французски, причем у старика был какой-то особый акцент, и Анжела спросила его:

— Ведь вы родом из Марселя, верно?

— Совершенно верно, мадам, из Марселя, — с готовностью ответил старик. Теперь, когда Пьер забрал у него из рук трос и прыгнул в шлюпку, старик широко улыбнулся нам. При этом стала заметна вставная челюсть с абсолютно одинаковыми зубами, блеснувшими на солнце. Я порылся в карманах, ища десятифранковую банкноту, старик заметил это и сказал:

— Не надо, мсье. Вы ведь наверняка поедете обратно. И если тогда захотите по доброте своей… Но вообще-то ничего этого не надо, в самом деле не надо…

— Конечно же надо, — возразила Анжела. — Всем нам надо как-то жить. Подолгу вы здесь находитесь?

— С раннего утра до полуночи, мадам, — ответил старик. — Обычно еще дольше. Тут всегда пристает к берегу много народа, и многие лишь поздно ночью отплывают обратно. Я ночую вон там, в зеленом домике.

В высокой траве меж колючих кустарников виднелось множество небольших и жалких деревянных домишек. Я слышал, что они сдаются парочкам, желающим ненадолго уединиться. Всегда находится много таких парочек, и найти свободный дом почти невозможно; тем не менее одним из них владел этот старик.