Мы с ней поднялись по каменной лестнице и пошли по дорожке, соединявшей причал с рестораном «Эден Рок». Ресторан принадлежал отелю «Дю Кап», который находился всего в нескольких сотнях метров от берега. Я увидел множество людей, загоравших на площадках в скалах у подножия ресторана, и на память мне пришли вдруг Элизабет Тэйлор и Ричард Бёртон, претендент на испанский трон Хуан Карлос и король Греции с супругой, живущий в изгнании, и многие принцы и принцессы, графы и бароны. Вспомнился и столик, за которым сидели американские миллиардеры — «стальные короли», и Курд Юргенс, и Генри Киссинджер, и мадам Бегум. И вообще все, с кем мне довелось встречаться в «Эден Рок», где они сиживали на террасах, потягивая аперитив. И вдруг подумал, что, вероятно, лишь помутнением рассудка можно объяснить мое настойчивое требование встретиться с тем человеком именно в «Эден Рок» и именно потому, что здесь собирается такое множество баснословно богатых и сверхзнаменитых персон. И если бы рядом со мной не было Анжелы, я, поддавшись приступу внезапно охватившего меня страха, тут же махнул бы рукой на свой план и бежал бы отсюда куда глаза глядят, ибо на самом деле после всего, что случилось, и всего содеянного мной, у меня не было шансов на спасение. Но Анжела была рядом, ее рука лежала в моей, вот я и шагал по дорожке вдоль берега синего-синего моря, под синим-синим куполом неба, меж апельсиновых и лимонных деревьев, пиний и пальм, сосен и эвкалиптов, роз, гвоздик и пышных кустов, усеянных золотистыми цветами, названия которых я не знал. Я шагал довольно быстро, удивляясь: боль в левой ноге почему-то улеглась. С чего бы? Ведь на борту яхты «Шалимар» она давала о себе знать. Может, от волнения? Или мои страхи надуманы, и мне еще удастся спастись? Нет, сказал я самому себе, так не бывает. Придется поверить тому, что сказал тебе доктор Жубер в больнице «Бруссаи». Он врач высочайшей квалификации, а ты сам хотел знать правду. Теперь ты ее знаешь. И должен нести свой крест. Старина, сказал я себе, нести его чертовски тяжело, но я наверняка справлюсь. Потому-то я здесь. Я сказал Анжеле:
— Там, впереди, уже видна клетка с попугаем.
— Да, — кивнула она.
Мы говорили по-немецки, хотя Анжела Дельпьер была француженка, а я вполне сносно владел ее родным языком. Говорила она бегло, но с легким акцентом.
— Как твоя нога? Болит?
— Нет, — ответил я. И солгал. Потому что именно в этот миг наконец-то, чуть ли не с облегчением, вновь почувствовал привычную тянущую боль. Вот оно, подумал я. А вслух сказал:
— Нет, Анжела, совсем не болит. Не забыть бы потом дать старику десять франков.
Она вдруг остановилась и обняла меня. И так прижалась ко мне, что мы стали как бы одним телом, одним существом. Потом нежно поцеловала меня в губы. И я заметил, что в ее огромных карих глазах стояли слезы.
— Что с тобой?
— Ничего, — ответила она. — Ничего, Роберт. Совсем ничего.
— Да нет, — настаивал я. — Наверняка что-то случилось.
Она прижалась щекой к моей щеке и, глядя на море, — я-то стоял к нему спиной, — прошептала:
— Благодарю тебя, Боже. Благодарю за то, что Ты даровал мне такое счастье, такое дивное счастье. Прошу тебя, Боже, защити нас обоих. Я сделаю все, что Ты потребуешь, но прошу Тебя, защити.
Я думал обо всем, что случилось, и обо всем, что я совершил и еще совершу, о том, что мне предстояло, и радовался тому, что Анжела в эту минуту не видела моего лица. Прямо передо мной уходила вправо широкая дорога, покрытая ослепительно белым гравием. Дорогу обрамляли кедры и пальмы, перемежаясь с тщательно подстриженной живой изгородью. В глубине желтым пятном на фоне зелени выделялся фасад отеля «Дю Кап». Он возвышался, словно средневековый замок, окруженный громадным парком и цветниками, полыхавшими яркими красками. Дорожка, по которой мы шли, и земля, не покрытая гравием, были тускло-красного цвета. Анжела еще крепче прижалась ко мне, и я почувствовал запах ее кожи, свежий, как запах парного молока, и я подумал, что нашей любовью я мог оправдать перед Богом, к которому взывала Анжела, все, даже самое страшное из того, что я совершил, и что Бог поймет и простит меня, потому что все понимать и все прощать — это и есть Его дело. Я чувствовал, как бьется сердце Анжелы. Оно билось очень быстро.
2