— Бывает, что днем я и здесь прикорну, если жара доймет, — сказал он, подмигнув нам. — В такую жару нельзя пить, но иногда, понимаете, бывает муторно на душе, и я позволяю себе выпить глоток-другой и засыпаю, пока кто-нибудь меня не позовет.
— А что вы пьете? — спросила Анжела.
— Пиво, — ответил старик. — Отличный напиток.
— О да, — поддержала его Анжела, тоже подмигнув ему и улыбнувшись.
В это время Пьер завел мотор шлюпки. Описав большую дугу, она помчалась назад к яхте, оставляя за собой пенящийся след.
Теперь Пьер перевезет на берег чету Трабо и их собаку. Всем вместе было бы тесновато в шлюпке. Яхта принадлежала Трабо и называлась «Шалимар».
Анжела сунула ноги в туфли, я надел свои и взглянул на часы. Было без двадцати минут два пополудни, и с этого момента мне оставалось жить один час одиннадцать минут.
— Что вы делали в Марселе? — спросила Анжела.
— Просто жил там и был женат, — ответил старик. — Да только по многу месяцев не бывал дома, иногда очень подолгу. Я был капитаном на грузовом судне. Моя Тереза была не из местных. Она родилась на севере, в Лиможе. Несмотря на это ей очень нравилось в Марселе. Во всяком случае, поначалу. — Старик был болтлив, как все старые люди. — Жена моя была писаная красотка. К сожалению, намного моложе меня. И однажды, вернувшись из плавания, я обнаружил, что дом пуст. Только записку мне оставила.
Старик потянул за бечевку и вытащил из воды бутылку пива. Он откупорил ее, вытер тыльной стороной ладони горлышко и протянул Анжеле.
— Не хотите ли глотнуть?
— Только не в такую жару, спасибо, — отказалась та.
— А вы?
— Я тоже не хочу, — сказал я.
Старик поднес бутылку к губам и отхлебнул большой глоток. Ласковые волны тихо бились о каменные ступени прямо у наших ног.
— Оказалось, ушла с цветоводом из Граса. Я его знал. Такой из себя красавчик. Одних лет с Терезой. В записке было сказано, что она его любит и он ее и что я должен ее простить.
— И вы простили? — спросила Анжела.
— Как-никак я был намного старше ее, — ответил старик и вновь опустил бутылку в воду.
Анжела пристально посмотрела ему в глаза.
— Разве не так? — спросил старик. — Не надо было прощать?
Анжела только молча глядела на него.
— Ну, ладно, чего уж там, — выдавил старик. — Не простил я ее. И никогда не прощу. Я ее ненавижу.
— Не то, не то, — возразила Анжела. — Если бы вы ее ненавидели, вы бы ее простили и давно забыли про нее.
— Мадам, — отозвался старик. — Так еще никто со мной не говорил. Вы правы, не мог я возненавидеть Терезу, я всегда ее любил. Люблю и теперь, хотя даже не знаю, жива ли она еще или уже умерла. Но ведь это не имеет значения, верно?
— Ни малейшего, — подтвердила Анжела.
— Мсье, — обратился старик ко мне, — поздравляю вас. У этой дамы любящее сердце и ясный ум. Эта дама — великолепная женщина. («Une chic femme», сказал он).
Тут Анжела взглянула на меня, все еще улыбаясь, и сжала мою руку в своей. Когда она улыбалась, в уголках глаз появлялись мелкие морщинки.
— Тогда я и начал пить, — старик продолжил рассказ. — И долгое время все шло хорошо. Но потом произошел несчастный случай. На море. Я лишился патента. Уже не только не мог быть капитаном судна, но вообще не имел права выходить в море.
— Но это ужасно, — заметила Анжела.
— Не так ужасно, как то, что случилось раньше, — возразил старик. — Отнюдь не так страшно. Мало ли на свете других занятий. Где я только не работал на всем побережье от Марселя до Ментоны. Когда тяжелая работа стала мне не по силам, искал чего-то полегче, под конец нашел вот эту. Я очень доволен своей жизнью здесь, у меня на Антибском мысе много друзей. Только вот когда вспоминаю о Терезе…
— Да, — задумчиво обронила Анжела.
— Но теперь я о ней больше не вспоминаю, — сказал старик. — Больше не вспоминаю. Никогда. Вот уже много лет не вспоминаю. — Он опустился на ступеньку и стал разглядывать свои большие натруженные руки.
Анжела потянула меня за рукав.
— Пойдем, — сказала она. — Сейчас он уже забыл о нас. Он думает о Терезе. — Вдали пробили часы на колокольне. Без четверти два. — Нам надо поторопиться, — сказала Анжела.
— Да, надо, — согласился я.