Ответ перед высшим судом

Бердников обнял ее. Думал, Лиза прижмется к нему, а она отстранилась. Илья нарушил ее гармонию и все испортил.

— Давай картошку, буду жарить, — сказал он, засучив рукава.

— В холодильнике возьми, — бросила она и унеслась из кухни.

А Илья достал картошку и принялся ее чистить. Когда в раковине лежало семь «голеньких» клубней (или корнеплодов, Бердников не помнил, как правильно), вернулась Лиза.

— Я хочу уехать отсюда, — сказала она, усевшись на табурет.

— Когда и куда? — Илья положил перед госпожой Весенней разделочную доску, луковицу, дал ей нож и велел чистить и резать.

— Сегодня же. Не собираюсь оставаться в этой квартире. Мне тут не то что не уютно — страшно. С тобой не так. Но ты же будешь рядом не всегда… — Она стала ковырять луковицу. Сорвала только шелуху и собралась резать лук в пленке и с попкой. Эта женщина вообще не умела готовить! — В «шпильке» квартиры сдаются, не знаешь?

— Без понятия.

— Хочу туда. Эту хату выставлю на продажу. Но жилье дорогое, уйдет не сразу. Значит, придется подождать и пожить в съемной квартире. Но и другое жилье я найду не прямо завтра, поэтому… Я знаю, что наглею… Но я прошу тебя приютить меня еще на пару дней.

Бердников отобрал у Лизы луковицу, пока она ее, единственную, не испортила.

— Без проблем, — пожал плечами он. А сам был рад-радешенек. Госпожа Весенняя вновь будет уютно топотать по паркету своими пяточками.

— Я съеду, как только разберусь хотя бы с финансами. У меня нет денег. Кредитки потеряны. И я не помню, в каких банках лежат мои сбережения. Если вообще что-то лежит. Что, если я все просадила? Но, зная себя, уверена, на «черный день» что-то оставлено.

— В твоем «секретере» должны быть и банковские документы, ты просто не искала. А то, что паспорта на месте, это здорово. Все решим за считаные дни.

— Решим? — переспросила Лиза.

— Не брошу же я тебя.

— Я отнимаю у тебя столько времени…

— У меня его вагон.

— Слушай, а я ведь даже не знаю, чем ты занимаешься! Понятно, что обеспечен, если не сказать, богат, но как ты зарабатываешь? Я, уж прости, сунула нос в твой шкаф. Только в него! Там костюмы солидные. К ним рубашки, галстуки, все дорогое, красивое. И нет случайных вещей. Даже неформальная одежда подобрана так, что ее можно сочетать.

— И какие выводы ты сделала, изучив мой гардероб?

— Я решила, что ты крупный городской чиновник. — Бердников рассмеялся. — Не угадала?

— Нет, но давай обо мне поговорим в другой раз. Сейчас — о тебе. Я настаиваю на том, чтобы ты сходила к врачу. Надо сделать томографию. Что, если у тебя внутренние повреждения…

— Нет, не пойду. Само пройдет. Я же почти все вспомнила. И голова у меня совсем не болит.

— Тебя просто осмотрят.

Госпожа Весенняя упрямо тряхнула головой.

— Пороть тебя некому! — в сердцах воскликнул Илья. Бабка всегда так говорила, когда он ее не слушался. — Иди, пока я картошку жарю, вещи собирай. Из «секретера» все доставай. Остальное по своему усмотрению.

Она порывисто встала, подошла к Илье и чмокнула его в щеку.

— Буду через десять минут. Поедим и уберемся наконец отсюда!

Выпалив это, она унеслась. А Илья, не переставая улыбаться, вывалил на сковороду картошку.

Глава 2

Сан Саныч сидел на дощатом полу и перебирал фотографии, те, что нашел в тайнике под плинтусом. Нашел именно их, а не что-то стоящее! И это показалось бы странным, потому что в пожелтевших кусках глянцевой бумаги нет ничего ценного, но Карпов знал Лившица более двадцати лет и понимал: для старика именно они главное богатство. Не золото или драгоценные камни, не старинные иконы и миниатюры — сколько этого добра прошло через руки дяди Абрама, — а он ценил то, что связано с его семьей. Память…

Фотографий было немного, всего двадцать штук. На них разные люди, но явно принадлежащие к одному клану. Дядю Абрама Илья узнал лишь на одном снимке, ему на фото было лет шесть-семь. Пухленький кудрявый ребятенок в круглых очках и гольфах до колен был прямой противоположностью тому Абраму Лившицу, с которым Александр познакомился в возрасте девяти лет — худому, лысому дядьке, и все равно было ясно, это именно он. Сан Саныч взял в руки фонарик, который поставил рядом с собой на пол, и посветил на снимок. Может, он ошибается? И это не дядя Абрам, а его сестра, очень на него похожая? Кудрявый бутуз может быть как мальчиком, так и девочкой.

Хотя какая, по сути, разница? Эти фотографии утратили свою ценность сразу после смерти дяди Абрама. Теперь они просто куски глянцевой бумаги.

Сан Санычу они были без надобности. Поэтому он решил вернуть фотографии на место. Мог бы просто швырнуть в угол, да пожалел. Пусть лучше сгинут, когда барак под снос пойдет, чем будут растоптаны бомжами. Карпов убрал снимки под плинтус и собрался продолжить поиски, как услышал голоса:

— Тут давно не живет никто, я же тебе говорил.

— А я не спорила.

— Тогда какого черта мы премся в дом?

— Хочу посмотреть.

— На что?

— На комнату дяди Абрама.

— Зачем?

— Не знаю.

— Госпожа Весенняя, ты меня достала.

— Знаю.