Юлишка бросила на Балинта быстрый взгляд и скривила губы. — Фу, какой ты нудный сегодня, Балинт! И почему ты не садишься? А почему только три дня?
Балинт огляделся. — Куда мне сесть?
— Ой, стул-то мой унесли! — воскликнула девочка. — Ничего, садись на кровать. — На кровать не сяду, — отрезал Балинт. — А только три дня потому, что на третий день нас перехватил полицейский и спросил, что мы делаем. Я сказал: милостыню просим, господин сержант! А он говорит: не положено!.. Почему не положено, если я голодный и не могу получить работы?
— А он что сказал?
— Чтоб я помалкивал.
— А потом?
— Оплеуху дал, — с деревянным лицом ответил мальчик.
Девочка посмотрела на него округлившимися глазами, губы ее задрожали, в уголках глаз показались слезинки.
— Ой, какой ты нудный сегодня, Балинт, — сказала она сердито, — ничего толком и рассказать не можешь… Все-таки сядь на кровать-то!.. Ну, а потом где работал?
Балинт присел на край постели. — В марте саман таскал на стройке.
— Это тебе нравилось?
— Нравилось.
— Ну, слава богу! — обрадовалась девочка. — А сколько зарабатывал?
— Двенадцать пенгё.
— Хороший заработок, — серьезно одобрила Юлишка. — На эти деньги можно пару футлей купить. Ты купил?
Балинт не ответил.
— Не купил, — сказала девочка, — потому что на хозяйство нужно было, да? А почему только две недели работал там?
— Ростом не вышел, — ответил Балинт. — Когда нарастили леса, я уже не поспевал подавать саман мастеру.
— С лесов не падал? — спросила Юлишка. — Папа как-то поскользнулся на них, упал, так чуть ноги не переломал себе. А ты не падал?
— Один раз.
— Ну и что?
— Ничего.
Девочка вдруг наклонилась, придвинулась к нему, ее личико приняло торжественно-серьезное выражение. — Выйди-ка сейчас в коридор, погуляй там немного, — шепнула она, — я вижу, что вон той лежачей тетеньке надо нужду справить. В это время мужчинам в палате быть не положено. Минут через пять возвращайся.
Балинт встал и вышел, стараясь ни к чему не прикасаться. По коридору на каталке с резиновым ходом везли укрытого до самого подбородка мужчину; на его бескровном, белом как мел лице крупными каплями выступил пот. Балинт весь покрылся гусиной кожей и, отвернувшись, подошел к окну, чтобы не видеть больше этой арены распада; однако и внизу, на залитом солнцем дворе, его взгляд опять приковали больные в полосатых, сине-белых, арестантских халатах. У него даже промелькнула мысль — не задать ли тягу: в этом воздухе, который болезнь ежедневно месила бледной своей рукой с отросшими ногтями, который чуть не закипал под ее лихорадочно пылающим взором, Юлишка тоже показалась ему нечистой и чужой. Да он и вообще не жаловал теперь девочек, все они были глупы и нечисты. — Ой, а я уж думала, что ты сбежал, — сказала Юлишка, когда он опять подошел к ее кровати. — Сисиньоре очень обрадовалась, когда увидела тебя?
— Обрадовалась, — коротко ответил Балинт.
— И что сказала?
— Не помню.
— Сказала: диомио, каромио, филиомио, мяу-мяу?
— Угу.
Юлишка обиделась. — Если не смеешься, — сказала она, надувшись, — тогда ступай домой! Мне с тобой скучно, как будто я уже десять лет как твоя жена. Погоди, сперва расскажу тебе что-то интересное!
Балинт опять сел на ее кровать. — Знаешь, Сисиньоре зимой так сильно болела, совсем помирать собралась, — зашептала девочка. — Да я не про это хотела рассказать. Наклонись поближе! На той стороне, как раз против меня, лежит девочка, мне ровесница, так она месяц назад самоубийством кончала. Не гляди сейчас туда!
— Самоубийством? Из-за чего? — спросил Балинт. — Из-за того, — взволнованно шептала девочка, — что в школе у них пудреный обыск был… в школе на улице Безереди… и господин дректор нашел у нее в сумке…
— Кто-кто?
— Как кто? Господин дректор… ну, директор же, — нетерпеливо воскликнула девочка. — Он нашел у нее в сумке пудреницу. Каково?
— И что она сделала с собой?
— Выпрыгнула с третьего этажа, — гордо ответила Юлишка. — Каково?
— Угу. — Балинт отвернулся, уставился прямо перед собой. — Помолчи, — сказал он, когда Юлишка, схватив двумя пальчиками полу его пиджака, стала тянуть к себе, — помолчи минутку. Когда мы вырастем, поедешь со мной на остров?
Девочка так и застыла, раскрыв от удивления рот, две иссиня-черные змейки за ушами подскочили и чуть не рассыпались.
— На какой остров?
— Необитаемый. В Индийском океане еще много необитаемых островов осталось, с пальмами и обезьянами, с моллюсками, и там круглый год греет солнце. — Ой, как там, наверное, красиво! — испуганно воскликнула Юлишка. — Но только зачем нам ехать на необитаемый остров?
Балинт опустил голову и уставился на грязно-серую простыню. — Чтобы никому не кланяться, — сказал он тихо.
— Кланяться?! — удивилась девочка и опять забыла закрыть рот. — Ты потише, — предупредил ее Балинт, — об этом никто не должен знать. Здесь, в Пеште, у меня одна судьба — каждому первым кланяться, перед каждым шляпу снимать. И перед любой поганью — тоже: вдруг да поможет хоть чем-нибудь, а не поклонюсь первым, так и не поможет.
— Это верно, — горько скривив губы, согласилась девочка. — Но что мы будем есть там, на острове?