Ответ

Побелка на стенах была уже серая, липко-грязная, масляная краска там, где ей полагалось быть, давно отвалилась. На укрепленной у стены подставке одетый в холщовый сине-белый полосатый халат больной подогревал себе на газовой горелке пищу, рядом, на соседней горелке, в красной кастрюльке кипятился шприц. Перед шестой палатой стояли две женщины, тоже больные, и громко смеялись.

Услышав смех, мальчик приободрился. В палате между двумя рядами кроватей, стоявших изголовьем к стене, расположился стол, весь заваленный мисками, у другого стола сидела монахиня и что-то писала. Юлишка лежала на самой последней кровати, в том ряду, что шел от окна; она подняла руку и, поднеся к самому лицу, пристально ее рассматривала. Балинт молча остановился у нее в ногах.

— Иисус Мария! — воскликнула Юлишка. — Ты-то как попал сюда, Балинт?

Она села на постели, ее угольно-черные глазищи широко раскрылись. Крохотная фигурка Юлишки совершенно терялась в больничной рубашке, в которой хватило бы места на двух таких, как она, из-за широкого ворота особенно маленькой казалась мордашка, особенно черными — две тугие косички за ушами. — Видишь, — сказала она недовольно, одергивая рукава рубашки, — меньше не было, а в этой я вот-вот утону. — Она пальцем показала на стоившие у кровати соломенные шлепанцы. — И шлепанцы такие, что я на каждом шагу их теряю. Ой, Балинт, да откуда же ты узнал, что я борьная?

— Борьная? — передразнил мальчик. — Я днем заходил к вам.

— Ой, как здорово! — воскликнула Юлишка. — Значит, ты все-все знаешь, да? Что трамвай чуть меня не раздавил и все платье изорвал, а футля одна совсем потерялась?

Балинт поглядел на нее. — Что потерялось?

— Ну, футля моя… туфля, не понимаешь? — Девочка была недовольна. — А мизинец попал на рельсу и сгорбился, стал совсем как рогулька. Но сперва никто этого не заметил, потому что я была без памяти, и все думали, что трамвай задавил меня насмерть, и принесли сюда. А мне даже больно не было, правда, только когда его выпрямлять стали да в лубки укладывать. Зато он теперь опять совсем прямой стал, видишь?

— Вижу, — сказал Балинт.

— И шлепнулась я прямо в лужу, — возбужденно рассказывала девочка, — так что даже штанишки стали грязные! Но это все ерунда, завтра я уже вернусь домой, вообще-то меня и сегодня отпустили бы, но здесь так интересно! Ой, как хорошо, что ты пришел!

— Здесь интересно? — с сомнением переспросил Балинт.

Девочка кивнула. — Очень! Вот погоди, расскажу. Меня только эта гадкая рубашка злит, я все время с ней воюю, никак себя в ней найти не могу. Видишь, какие красивые полоски у нее по бокам вытканы. Национальных цветов!

— Вижу, — буркнул мальчик.

— Это чтобы мы их не украли, — пояснила Юлишка. — Ой, Балинт, как же ты вырос, пока я тебя не видела!

Балинт оглядел себя. — Вырос.

— А вот и неправда, — воскликнула Юлишка, прищурясь и меряя приятеля взглядом, — вовсе ты не вырос. Нет, пожалуй, все-таки… самую малость! Почему ты так медленно растешь?.. Когда мы виделись в последний раз?

— На прошлое рождество.

— Ой, да какой же ты тощий! — вскричала вдруг Юлишка с испугом. — У вас по-прежнему нет денег?

— Откуда им взяться? — буркнул мальчик. — Наследства я не получил. — Старуха с перевязанной головой, лежавшая на третьей кровати от Юлишки, громко застонала и стала ворочаться. — Шестнадцатая тетенька сесть хочет, — сказала Юлишка и, сразу посерьезнев, с напряженным вниманием стала смотреть на приподымавшуюся старую женщину. — Видишь, уже идут к ней на помощь. Ой, здесь такие люди хорошие, куда лучше, чем здоровые, здесь все помогают друг другу!

Балинт неподвижно глядел перед собой. — Может, и мне лечь в больницу?

Девочка серьезно, внимательно посмотрела на насупившегося вдруг Балинта; лишь курносый маленький нос смягчал суровость остро выпирающих скул и холодный блеск глаз. — У тебя опять нет работы?

— Есть-то есть, — ответил Балинт, — десять дней работаю на стройке, Фери подсобил, устроил. Да что толку!

— Почему?.. Сколько ты получаешь?

— Восемь.

— Ну, значит, ты еще долго на мне не женишься! — воскликнула девочка. — И даже не поцеловал еще!

Балинт не отозвался.

— А до этого где работал?

— Где? — Балинт обвел глазами палату, в которой, как ни была она просторна, его здоровому, чистому телу словно бы не хватало места. Даже к Юлишке, казалось, пристала какая-то грязь!

— Здесь всегда такая вонь? — проговорил он мрачно.

Девочка втянула носом воздух. — Только в первый день, — сказала она. — Сейчас я уже ничего не чую. До этого где ты работал?

— Нигде.

— Как же так? — воскликнула Юлишка. — С самого рождества? Ведь это уж полгода!

— Как-то работал три дня в Киштарче, — сказал Балинт с застывшим лицом. — Очень хорошая была работа.

— Какая?

— Милостыню просил. Мать послала. Взял Бёжи за руку и стал ходить по чужим домам.

Девочка взволнованно заерзала, высоко подтянула под одеялом колени. — Ой, вот уж, наверное, интересно было по чужим домам полазить!

— Очень интересно, — отозвался Балинт все с тем же неподвижным лицом.