Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

– Нападать всегда легче, хоть в бою, хоть в споре, – учил он неопытных. – И слов меньше надо, и первое впечатление важно. Вот почему легче тем, кто начинает диспут или беседу. Но и оппонент, если не растеряется, может перейти в наступление, повести разговор, как ему удобнее, а докладчик пусть защищается.

Действуя по этому правилу, он, дойдя до не затронутого докладчиком пункта своей речи, замечал: «Об этом безбожники еще не говорили, может быть, еще скажут… на это существует такой-то ответ…»

После таких заранее данных ответов некоторые записавшиеся выступать в прениях, отказались, а кто-то, чуть ли не Бочкарев, начал как по-писаному, развивать положение, только что опровергнутое отцом Сергием. Из зала раздались выкрики: «На это уже ответили, нечего опять то же говорить!»

Мурзалев применил собственное доказательство. «Вот я, по-вашему, богохульствую, – насмехался он. – Так почему же Бог меня не наказывает? Если Он есть, пусть Он меня сейчас накажет!»

Некоторые из слушателей пропустили это издевательство наравне с другими его богохульствами, но многие и запомнили.

– Командовать Господом Богом вздумал, требует, чтобы сейчас же его наказал, – переговаривались они после диспута, обсуждая выступления ораторов. – А Господь и Сам знает, когда наказать.

Третий диспут был о душе – вопрос и вообще трудный, а особенно когда пришлось говорить перед неподготовленной аудиторией. Возможно, что отец Сергий и Роньшин допустили ошибку, ограничив себя лишь научными доказательствами существования души, которые, конечно, могли быть только косвенными. Может быть, следовало бы привести несколько примеров, хотя бы из Дьяченко, о явлении умерших и о других явлениях потустороннего мира. Конечно, это было бы не совсем на тему, а безбожники сразу заговорили бы о ненаучности таких доказательств, но на многих эти факты произвели бы впечатление. Пожалуй, их даже ждали.

Ошибка или не ошибка, этим материалом не воспользовались. Безбожники говорили о том, что душа является лишь продуктом деятельности головного мозга, а верующие, главным образом, упирали на отличие человека от животных, на высшие свойства души, которых нельзя развить даже у наиболее высоко организованных животных. Приходилось много рассуждать, получалось сухо, малопонятно для основной массы слушателей, а потому и не убедительно. Что говорить этим слушателям хотя бы цитаты из Вирхова о том, что «человек мыслит понятиями, и эта маленькая штучка «понятие» имеет такое значение, что, овладей им обезьяна, она «сразу же превратилась бы в человека, несмотря на свой малый мозг и длинный хвост». Да и о самом Вирхове кто слышал? А рассуждение о другом различии, о стыде при отправлении определенных естественных потребностей, некоторым показалось даже неприличным. Словом, верующие были не удовлетворены.

А Бочкарев разошелся. В конце заключительной речи он отпустил такую фразу, которую нельзя повторить не только потому, что она кощунственна, а и потому, что похабна. Зал взорвался. Возмущенные возгласы, хохот, аплодисменты превратились в настоящую бурю.

– Хоть бы постыдился, здесь девушки! – негодующе кричали женщины. Парни рядом бросали им насмешливо-успокоительные реплики. Григорий Амплеевич, опять сидевший и передних рядах, поднялся с места и, размахивая своей неизменной палкой, что-то возбужденно выкрикивал срывающимся дискантом. Около него, на свою беду, оказался Николай Романов и на правах дальнего родственника пытался утихомирить старика.

Маленькие глазенки Григория Амплеевича загорелись. Подвернулся человек, на которого он мог по-родственному излить свой гнев.

– А, и ты туда же! – Палка угрожающе поднялась и опустилась на голову Николая. Опустилась довольно тихо – в последнюю секунду Григорий Амплеевич сдержал руку, но это немногие заметили, зато все видели, какой угрожающий полукруг описала перед тем палка. К нарушителю спокойствия подошел милиционер и предложил выйти в его сопровождении. Григорий Амплеевич проследовал поперек зала к двери, напяливая на голову малахай и торжествующе поблескивая глазенками. Его раздражение нашло выход и улеглось, и теперь он чувствовал себя героем, пострадавшим за правду.

Мысли всей семьи С-вых до того были поглощены переживаниями, связанными с диспутами, что они даже не так остро, как в прошлом году, почувствовали, когда Миша вдруг среди зимы вернулся домой. Родительскую группу, в которой он учился, запретили, и теперь уже не было никакой возможности продолжать образования ни ему, ни оканчивающей семилетку Наташе. Конечно, это расстроило всех, но далеко не так сильно, как можно было ожидать, судя по волнениям прошлого года. Смирились, что ли, с неизбежным. Не каждый же год ожидать чуда. Приходилось успокаивать себя тем, что все-таки положение лучше прошлогоднего, хоть семилетнее-то образование у всех будет. Вскоре и Миша тоже сидел с остальными за столом и переписывал тетради.