– Песня. Каждый энергетический след… каждая вода в вазе поёт свою песню. Песня резонирует… надеюсь, хотя бы это слово тебе понятно? – ядовито поинтересовался он. – Так вот, песня резонирует от стенок вазы, и, соответственно, звучит уникально. Если поменять цвет воды, песня будет звучать иначе, но из-за того, что ваза не родная для этого цвета воды, отражаясь от стенок, она будет звучать и не так, как в родной.
Весташи потряс головой. Мне очень хотелось повторить его жест, но я вовремя вспомнила, чем это чревато.
– Погоди, не так быстро, дай усвоить, – поднял вверх указательный палец он. – Ты хочешь сказать, что душа-камень привязывается к своей вазе за счёт уникальной песни?
– Именно! – хлопнул в ладоши Кирино. – Даже искажённая песня может стать ориентиром, однако только если не слишком сильно искажена. Поэтому для моего ритуала Перерождения подходит далеко не каждое тело. И поэтому же мне приходится менять их – душа рано или поздно замечает подлог. Но! Если сделать так, что и ваза, и цвет воды в ней будут такие же, как у оригинала…
– Покинувшая родное тело душа устремится к копии? – наконец, суть объяснений хмыря дошла и до меня.
– В точку, – он прищёлкнул пальцами.
Сейчас Кирино напоминал чем-то отца, с его горящими глазами и эмоциональными объяснениями-сравнениями. С той лишь разницей, что улыбка на лице отсутствовала напрочь, а если и мелькала, то скорее ехидно-ядовитая, чем лучезарная и светлая.
То, о чём он сейчас говорил, в некотором роде было… возможностью бессмертия?
– Почему этого никто не сделал раньше? – хмыкнул Таши.
– Потому что даже у близнецов вазы чуточку, да отличаются. А созданные искусственно тела не имели воды, и любая, которую наливали в них, оставалась бесцветной.
– Грассэ сделал невозможное? – задав вопрос, мэтр сам же на него и ответил: – Грассэ сделал невозможное.
– Здесь не обошлось без того… или тех, кто даровал ему Слово.
Ещё и про жертвоприношения упомянуто было. Стоп! Ведь, действительно, в таком случае, если душа покидала тело и просто переселялась в новое, а энергия была тем, что запускало ритуал… жертвоприношение без смерти жертвы? Только зачем это отцу? Да и не слишком ли сложно всё это – воссоздавать тело, переносить душу… Впрочем, жертва могла быть особенной?..
– Так! – Весташи поднял вверх обе руки и покрутил кистями в воздухе. – Думаю, на сегодня с нас всех хватит. Ещё не очень поздно и какие-то заведения на набережной должны работать. Ириска, не хочешь прогуляться?
– Звучит отлично, – встрял Кирино прежде, чем я успела ответить.
– О нет, братец, ты остаёшься здесь. И за нами не идёшь, вот ни при каких условиях. Сиди и думай о своём поведении.
Хмырь надменно-вопросительно изогнул бровь. Я же решила не задумываться на тему происходящего между ними – не маленькие дети, разберутся как-нибудь. Но про осколок души и появившуюся после серёжку в ухе спросить мэтра стоило, просто потому, что в этом была замешана и я. Кирино чувствовал осколок во мне, но как только Весташи достал его – перестал. Значит, зачем-то Таши спрятал его и возвращать не намеревался.
– Очень плохом поведении, – мэтр пригрозил побратиму пальцем. – А когда я вернусь, мы с тобой серьёзно поговорим.
– Оставишь меня в одном доме с той старухой? – зацокал языком Кирино. – Рискуешь остаться без своей коллекции чайников.
– Переживу, – пожал плечами Таши и, протянув руку, помог мне подняться.
Как только мы спустились на второй этаж, я почувствовала себя неуютно и начала теребить пояс халата – слишком уж непривычной была такая одежда, а уж выходить в ней на улицу… не много ли внимания мы с мэтром привлечём к себе такими экстравагантными нарядами? Да ещё и рыжая голова была сродни факелу в толпе. Брика вот всегда с другого конца улицы было видно, особенно зимой, когда он не надевал шапку. И дело было совсем не в его рослости.
– Может, лучше переодеться? – замявшись, остановилась посреди коридора.
– Не переживай, я про набережную больше для него сказал, чтобы даже если и пойдёт следом, не нашёл нас. У меня другие планы, – подмигнул он, – и никого, чтобы оценивать правильность узла на поясе, рядом не будет.
Я закусила губу. Слабость почти прошла, но встряхивать головой показалось опасным. Хотя было довольно заманчиво – а вдруг вместе с этим жестом из неё заодно вывалятся все страхи и тревоги?
– Тебе стоит отвлечься, – Таши невесело усмехнулся. – Я знаю этот затравленный взгляд… и мне кажется, придумать, что делать дальше, можно и позже, а сейчас… постарайся просто не думать, ладно?
Не думать? Совсем?
– Ни об одежде, ни о чужих взглядах, ни об… отце. О последнем – особенно. Постараешься?
Но что тогда? Просто оставить всё как есть? Цикада, проклятье, жертвоприношения и замыслы отца…
– Если ты начнёшь грузить себя всем и сразу, очень скоро сорвёшься, – легонько щёлкнув по лбу, мэтр настойчиво потянул за собой. – Мы потом обязательно сядем, разложим всё по полочкам и придумаем, как действовать. Но – потом. Так будет лучше. Веришь мне?