Отсчет пошел

Стремительный бросок мускулистых бойцов, крушащих все на своем пути, проходящих сквозь бетонные стены и расправляющихся при этом с сотнями противников, — это, безусловно, отлично смотрится на экране кинотеатра. Однако в реальной жизни все происходит по-другому. Сам штурм — не более чем верхушка айсберга, которая имеет вес лишь тогда, когда ей соответствует тщательно проделанная предварительная подготовка. Именно от нее зависит успех операции. Вот и сейчас, вместо того чтобы сразу ринуться на штурм убежища Смоленского, тройка неуправляемых уже второй час находилась в укрытии неподалеку, ведя наблюдение и разрабатывая план штурма.

Сон оторвался от бинокля и зычно зевнул.

— Не спи, замерзнешь, — беззлобно буркнул Ен.

— Ничего, скоро согреемся.

Сон расправил затекшие конечности и прополоскал рот водой из фляги.

— Чего на этот раз увидел? — спросил Ен.

— Все как обьино. Ну и домишко же у этого господина! По степени укрепленности, думаю, немногим уступает нашей базе. Даже спецы с собаками территорию патрулируют. Судя по всему, каждый час. Так что, если мой расчет верен, сейчас они должны показаться еще раз… Ну вот, так и есть, — закончил он, снова поглядев в бинокль.

— Немецкие овчарки?

— Ты что, насмотрелся фильмов про войну? — усмехнулся Сон. — Самые натуральные доберман-пинчеры. Ими в свое время заключенных затравливали. Никуда не скроешься — нагонит, загрызет. Кстати, имеют скверную привычку вцепляться в яйца, так что будешь убегать — не забывай прикрывать добро рукой, а то можешь остаться без наследников.

— Но-но! Еще посмотрим, кто кому и что отгрызет, — усмехается Ен, затем его лицо сразу становится серьезным: — Слушай, на схеме, насколько я помню, обозначена подземная автостоянка…

— Думаешь, сработает? — понимает его с полуслова напарник.

— Посмотрим…

Следующие полчаса проходят в том же режиме — тройка продолжает наблюдение. У входа в здание сменяется охрана. В ярко освещенных окнах первого этажа движутся неясные тени, доносятся еле слышные на большом расстоянии звуки музыки.

— А ведь наш Полковник скрывается не в таких уж плохих условиях, — замечает Ен. — Ничего, вот развяжемся с этим делом — и себе не хуже праздничек устроим.

— Ишь, размечтался, — ядовито отзывается молчавшая до сих пор Ира. — Теперь еще четыре года — тренировки, тренировки и опять тренировки.

— Все правильно. — Ен напускает на себя выражение комической серьезности. — Помните, как Юрьич нам внушал, что мы должны уметь все? Вот представьте — придется нам защищать какого-нибудь посла и на банкете маскироваться под простых гостей. А мы даже рюмку держать не умеем, а вместо лимона коньяк килькой закусываем! Вот и все, операция сорвана. Так что придется нам и в этом деле тренироваться. Знаю, что тяжело, но есть такое слово — надо!

— Хватит прикалываться, остряк доморощенный, — отмахивается Сон. — Ты лучше на полковничью дачку погляди. Вот сейчас там настоящий прикол намечается.

— Где? — Ен быстро наводит бинокль.

— У входа, где караул. Видишь — какая-то бабенка вышла свежим воздухом подышать…

— Да уж, судя по всему, если она сейчас дыхнет, а кто-нибудь спичку поднесет — сгорит дача вместе со всеми подземными гаражами. А, кстати говоря, девица вполне ничего.

— Угу. Видать, из этих, бойких, про которых песню сложили: «В царство свободы дорогу грудью проложим себе».

— Дай-ка посмотреть! — Ира почти силком отбирает бинокль у Ена и после минуты пристального наблюдения фыркает: — Ничего хорошего. Так, драная кошка. Нашли на что смотреть!

— Ничего ты, Ира, не понимаешь в женщинах, — рассудительно замечает Сон. — Однако господин Смоленский, похоже, удовлетворяет ее разве что материально. Так сказать, нестоящий Полковник.

Это замечание он сделал, увидев, как подвыпившая девица, пошатываясь, подошла к одному из охранников, стоящих у входа, и принялась ему что-то бойко говорить заплетающимся языком. А поскольку ноги держали ее слабо, она то и дело использовала вытянувшегося по струнке охранника в качестве опоры. О теме разговора можно было догадаться по выразительным жестам девицы. На лице бравого охранника явно отражалась борьба дисциплины и естественного желания. Периодически мелькало и опасение: если согласится, а Полковник проведает — быть беде, а откажешься, нагрубишь любовнице Полковника — сама ему потом скажет, что он к ней приставал.

Наконец охранник решился. Обменявшись несколькими словами с напарником, он удалился с обвивающейся, как плющ, вокруг него дамочкой в глубь сада. Было видно, как женщина, непослушной рукой поправив что-то в своей одежде, оперлась спиной о высокую яблоню и начала торопливо расстегивать ширинку охранника. Затем он прижал ее к дереву, почти заслонив собой, и его зад задвигался ритмично и даже как-то деловито. Через десять минут все кончилось и охранник, оправляя штаны, вернулся на свой пост. Женщина достала длинную сигарету и долго чиркала зажигалкой, пытаясь закурить.

— Какая пошлость! — прошептала Ира.

— Как? — хором воскликнули Сон и Ен. — Неужели подобные сцены отныне вгоняют тебя в краску?