Отражение тайны

У меня нет времени, да и слов, чтобы огрызнуться. Под ногами тонкий парапет, дань какой-то старой архитектурной моде; вниз – сотни метров, вверх – туман и треклятые цеппелины, словно бесстрастные зеваки.

И лишь через минуту, когда я, через десять метров от ее окна, вытянувшись в струнку, перепрыгиваю с парапета на какой-то еще один архитектурный изыск, – но более надежный и ведущий за угол здания, – и там уже далее, к сложной системе анфилад и арок, где я уже спокойно затеряюсь той же щепкой, но уже в толпе Верхних, – лишь тогда я слышу шум, топот, ее визгливый – как я не замечал этого раньше? – голос, чьи-то сухие приказы… но меня это уже не касается. По крайней мере, я на это надеюсь.

«Кстати, а я ведь не обратил внимания на чистоту ее обуви!» – приходит в голову запоздалая мысль.

* * *

Так странно и непривычно – быть выше цеппелинов. С этой точки зрения они похожи на огромных китов, которые мирно дремлют в тумане. Интересно, а кто и когда в последний раз видел последнего кита? Странно, как меняется наша точка зрения на что-то в зависимости от того, с какой точки мы на это «что-то» смотрим.

Когда-то их хотели сделать антеннами. Потом огромными серверами. Затем цифровыми накопителями. Ведь надо же было их для чего-то использовать! Но потом забыли, плюнули, поленились… Огромные киты, зачем-то забредшие в наш мир.

Она молчит. Она молчит всегда, правда, и виделись-то мы всего раз. Тот самый раз, когда мне в голову и пришла эта безумная, совершенно невозможная идея. Тот самый раз, когда я зачем-то забрался на старый маяк. Как я забрался туда, и самое главное, – зачем? – так и останется покрытым пьяным мраком. Но картина, которая представилась тогда моим глазам, запечатлелась во мне навечно.

И вот я снова смотрю на это.

Солнце, совершенно позабытое там, в тумане, дыме и чаде, цифре, кодах и гигабайтах, серверах, кабелях и виртуальности, настоящее солнце золотит дорожку в воде океана, который окружает город-остров. Дорога из Желтого Кирпича. Только она ведет не «туда», а «оттуда». Побег из этого Изумрудного, – каменного, каменного, каменного, кремниевого, – Города.

– Почему упал Икар? – спрашиваю я.

«Он просто не умел летать», – пишет она в старом блокноте. Настоящая бумага, настоящая кожа, в Городе за него можно было бы выручить месяц безбедной жизни.

– А почему тогда Дедал…

Она останавливает меня жестом.

«А он просто не знал, что не умеет летать», – быстро пишет она.

Я смеюсь. Она безмолвно улыбается. Так растерянно улыбаются люди, когда их серьезные и идущие от всего сердца слова принимают за шутку.

– А ты бы хотела попробовать… улететь отсюда? – спрашиваю я зачем-то.

«Я знаю, что я не умею летать».

– Я тоже не умею, – качаю головой я.

«Ты сомневаешься в своем неумении…» – она пишет это, внимательно глядя мне в глаза.

Я усмехаюсь.

– Сомнение – это уже половина знания, – весомо говорю я ей где-то услышанную фразу.

«А я знаю, что ты умеешь», – она продолжает глядеть мне в глаза.

И почему-то я вдруг понимаю, кто тогда бежал за мной в темноте подземных уровней.

И почему он молчал.

Я стою на площадке маяка и гляжу на дорогу из золотых плиток.

И снова предательская мысль бьется в висках.

– Почему упал Икар?

Солнце?

– Почему?

Техническая неполадка?

– Почему?

Злой умысел Дедала?

– Почему?

Испуг?

– Почему?

Всего лишь неумение?

– Почему?

– Почему?

– Почему?

Ответа не будет, я знаю. И не знаю, дал бы его сам Икар, доведись ему потом ответить.

Я достаю из-под куртки пакет и осторожно его разворачиваю.

Потом снимаю куртку.

Потом рубашку.

Липкий холодный туман, ползущий снизу, из города, обволакивает тело, словно меня касается огромная отвратительная медуза… кстати, как давно с побережья исчезли медузы? я не видел их с детства…

Да что вообще я видел? Видел? Своими глазами? Настоящими глазами, а не внутренним зрением в угаре цифрового прихода или глазными нервами, раздражаемыми виртуальной картинкой? Когда в последний раз я что-то видел?

Новый мир, новая реальность, новые люди… Так говорили нам, так хотели, чтобы мы думали. А на самом деле – люди те же. Потому что те же мифы, те же сказки, те же истории.

И ничто не изменится вовек.

Содержимое пакета переливается на солнце и чуть набухает, когда на него попадают капельки тумана.

Сложнейшая и тончайшая структура – как человеческий разум мог придумать такое? Как смогли создать такое человеческие руки? Руки, не ведомые глазами, разум, не вдохновленный эгоизмом?

Я бережно расправляю на ладонях переплетение нитей, микросхем и пленок, а потом единым движением накидываю на плечи.

Если бы крылья у меня были до этого, то я бы подумал, что их сейчас отрывают. Наверное, так они и должны вырастать – с болью и агонией, чтобы не было слабости их потерять. Нановолокна проникают в поры моей кожи, срастаются с нервными окончаниями, и мне не надо оглядываться, чтобы знать, что сейчас происходит с моей спиной.

И когда боль утихает, а я начинаю ощущать касание воздушных потоков, словно до тебя дотрагиваются чьи-то нежные пальцы, тогда я снова задаю тот самый вопрос.

– Почему упал Икар?

И вдруг понимаю – он не упал. Просто его история закончилась.