Отражение Беатриче

– Сейчас-то вот холодно, милая, – говорила остановившаяся неподалеку от Анны и Веры Андревны очень бесхитростная и по облику, и по звуку своего слабенького голоска, маленького роста старуха другой, высокой, угрюмой и неразговорчивой. – А летом пришла я, а тут вся вода, все озеро наше святое, людями покрыто! Кто ползает по бережку, а кто волосы свесил ко самому дну и полощет, и молятся все, моя милая, плачут! И слезки их, значит, по этой водице, как дождик: кап-кап! Чисто дождик: кап-кап! Дитенков своих, прямо голеньких, значит, кунают в водицу, дитенки смеются. Такая вот, милая, благость тут летом.

– Какая тут благость? – крепким басовитым голосом сказала высокая старуха. – Нассут небось в воду, загадят нам все тут!

– Ах, милая! Тут не нассышь! – замахала на нее светлыми ладошками маленькая и бесхитростная. – А если нассышь, тебя Бог покарает!

– А как же детишки? – не сдавалась ее собеседница. – Они тебя, что, разве спросят? Нассут, и все дело!

– Какая ты, милая... как и не наша... – вздохнула маленькая. – Да разве тут можно хотя б сомневаться? Закон тут один, и не нами поставленный: кто, говорят, хочет за родного человека у святой Великомученицы попросить, кто за дорогого человека плоти своей грешной не пожалеет, тот должен в любую погоду в эту водицу окунуться, – и чем холоднее, тем лучше – и там помолиться. Вот встать так в воде и сказать: «Святая Великомученица Варвара, прошу тебя за такого-то и такого-то, не жалею за него ни плоти своей грешной, ни души своей, дай ты, святая Великомученица, ему облегчение в жизни, и как сама ты не пожалела ни красоты своей, ни жизни и приняла лютую смерть от нехристей и гонителей, так и я...»

– И что? – хмуро перебила басовитая. – Так скажешь: зимой в воду лезут?

Вера Андревна, внимательно слушавшая невежественный этот разговор, особенно навострила уши, ожидая, какой ответ последует на этот угрюмый и недоброжелательный вопрос.

– А прошлой зимой-то! – радостно запела просветленная сердцем старуха. – Участковый пришел сюда, значит, с проверкой. «Мне, – говорит, – надо бумагу написать, начальству доложить, что по не известной науке причине в этом, – говорит, – болоте вода в январе не замерзает». Ну, значит, пришел он, а тут женщина молодая в одной рубашечке посреди озера стоит и молится, значит.

– Ах, ты, Господи, святая Твоя воля! – вскрикнула несговорчивая. – В одной, что ль, рубашке полезла?

– В одной, милая, в одной! Участковый, как ее увидел, так и ополоумел. «Эй, – кричит, – ты, блаженная! А ну вылазь!» А она его, милая, и не слышит. Стоит, значит, молится, в небо глядит.

– А он что?

– А он, моя милая, перекрестился! Вот чудо-то, милая!

Анна вошла в часовенку, посмотрела в остановившиеся глаза Великомученицы Варвары, казненной по воле родного отца, набрала в бутылку из-под кефира прозрачной студеной воды, перекрестилась смущенно, как крестятся все непривыкшие люди, и вышла обратно.

Представшая ее глазам картина требовала своего Васнецова, а может быть, даже и Рембрандта. Посреди лучезарного озера по шею в воде стояла родная жена дяди Саши, любимая Анною Вера Андревна. Видно было, что она зашла туда совсем недавно и сейчас изо всех сил сдерживается, чтобы не завопить от холода и не побежать обратно, на берег, где собравшиеся к святому источнику жители прижались друг к другу и мелко крестились. Но именно то, что она оказалась вдруг перед этими людьми и служит их вере наглядным примером, придало новые и небывалые силы и без того не самой слабой Вере Андревне, на лице которой испуг понемногу сменился величьем и чувством достоинства. С тем же самым достоинством, с которым она делала все, Вера Андревна высоко подняла свои большие и дряблые, но еще вполне женственные руки, пригладила волосы.

В толпе начали двигаться и переговариваться.

– Она вроде в часовенку шла, а тут, я и оглянуться-то не успела, она уже за кустиком стоит и раздевается, – шептала та же самая маленькая и бесхитростная старуха своим очень слабеньким голосом. – А женщина крупная. Там глубоко, а ей все по шею... Массивная женщина...

– Зачем она в воду-то влезла? А ну как помрет? Тогда и источник навозом завалят!

– Такие, гражданочки, не помирают. У ней, видать, сердце болит за кого-то. Полезла просить.

– Ненормальная, может?

– А может, нормальней тебя! Ты-то вон не полезешь!

– Да как же вам, женщины, только не стыдно? Такое нечасто увидишь, а вы тут...

Собравшиеся переглянулись и замолчали от стыда. Всех вдруг охватило одно и то же чувство изумленного уважения ко всему, что происходило сейчас с Верой Андревной.

– Господи! – шептала тем временем Вера Андревна. – Пошли моей девочке отпущение грехов ее, вольных и невольных! Ты не дал мне детей, Господи, и она мне дороже дочери! Если Тебе нужно наказать ее, накажи меня, а ее пожалей! И ребенка, которого она родит, пожалей! Она настрадалась! Прости ее, Господи!