Отравление в Уичфорде

Роджер привел свои воображаемые иглы в порядок и несколько успокоился.

— А тут я вполне готов признать, что пустил в ход воображение, и в немалой степени. Но для этого есть основания. Ведь если окажется, что миссис Бентли по какой-то странной случайности не виновата, значит виноват кто-то другой. Впрочем, как бы то ни было, мы ведь и приехали сюда, чтобы установить истину?

— Да вроде так, — согласился Алек.

Роджер смерил своего собеседника довольно прохладным взглядом, но вдруг весело расхохотался, совершенно восстановив душевное равновесие.

— А знаешь, Алек, ты иногда просто болван!

— Знаю, что ты так думаешь обо мне, — заметил Алек невозмутимо.

— А это не так? Но ты, пожалуйста, не расстраивайся. Гениальному сыщику еще кое-что пришло в голову. Перед тем как ты появился, я как раз раздумывал над ходом событий. Ты помнишь, что миссис Бентли купила отравленную бумагу для мух и какой поднялся ажиотаж вокруг того аптекаря, который ей эту бумагу продал?

— Да?

— Так вот, я тебя спрашиваю снова — это естественно, это правдоподобно, чтобы женщина купила эти бумажонки с целью, вымочив их, получить водный раствор мышьяка и потом отравить мужа? Что она спокойно отправилась в местную аптеку, где ее все знают, и купила эти бумажки? Любое убийство всегда сопровождается шумом и пересудами, и лучше всех это понимает будущий убийца. Неужели не странно в таком случае, что она купила бумагу именно у местного аптекаря, хотя с тем же успехом могла купить ее в Лондоне и все осталось бы шито-крыто?

— Да, вот это аргумент! Ты, значит, думаешь, что когда она покупала бумагу для мух, у нее не было, как это называется, тайного умысла?

— То есть отравить с ее помощью мужа? Ну, разумеется, если она его вообще не травила.

— Но тогда зачем она купила бумагу?

— Этого я не знаю — пока. Но неужели нельзя предположить, что она её купила с целью уничтожения мух? Как бы то ни было, мы не должны упускать из виду этот момент, пока не услышим объяснений со стороны самой миссис Бентли.

— Значит, ты решил действовать исходя из того, что она не виновата?

— Это как раз то основание, мой дражайший Александр, на котором мы оба должны действовать. Совершенно не к чему сохранять беспристрастие. Если мы действительно хотим выполнить то, для чего сюда приехали, мы должны проникнуться сознанием, что миссис Бентли невиновна. Мы должны исходить из предположения, что она была ложно обвинена в убийстве, а следовательно виноват кто-то другой, и наш долг установить, кто именно. В противном случае мы как защитники будем действовать только вполсилы. Ты должен чувствовать яростное негодование при одной только мысли об иностранке, не имеющей родных в Англии, об этой бедной женщине, которую все единодушно обвинили в убийстве еще до суда, а на самом деле она совершенно ни в чем не повинна. Вот как ты должен себя вести, если, конечно, не холоден как рыба и вообще способен чувствовать хоть малейшее волнение из-за чего бы то ни было.

— Да я — ого-го как иногда возбуждаюсь! — вскричал с готовностью Алек. — Да я просто с ума схожу от возбуждения! Лопаюсь от негодования! Давай прямо сейчас пойдем и убьем полицейского!

— Да, я понимаю, что наша позиция во многих отношениях необычна, — продолжал Роджер уже поспокойнее. — Но ты должен согласиться, что дело очень интересное.

— А я согласен. Поэтому я и приехал сюда.

— Ну и хорошо. Значит, мы друг друга понимаем.

— Но послушай, Роджер, давай поговорим серьезно. В своих рассуждениях об отравленной бумаге ты допустил промашку.

— Да? Какую же?

— Ну... представим на мгновение, что это она все-таки отравила мужа. Думала ли она, что отравление расценят именно как убийство? Ведь отравление мышьяком не может быть определено как намеренное без дополнительных анализов и всего, что для этого необходимо. Может, она понадеялась, что и доктора, и остальные будут считать смерть наступившей вследствие естественных причин?

— Алек, — задумчиво произнес Роджер, — а ведь это чертовски умное замечание.

— Но эта мысль случайно пришла мне в голову, — скромно пояснил Алек.