Отрава

Время идет ужасно медленно, когда хочется есть и когда у попа Ильи такой холодный квас. Наши сестные запасы истощились и, в надежде на Пахомыча, не было захвачено соли, так что нельзя было воспользоваться даже убитыми утками. Я пробовал заснуть по примеру Вахрушки и с отчаянною решимостью целый час лежал с закрытыми глазами, но и это не помогло. Солнце обошло куст и начало припекать мне плечо. Я переменил место, а Вахрушка оставался на самом припеке, онемев от истомы.

-- Вахрушка, вставай!-- будил я его.-- Пойдем кругом озера, а то здесь просидим до завтра.

Вахрушка безмолвствовал из свойственнаго ему упрямства. В Шатунове Вахрушка играл роль интеллигентнаго "лишняго человека" и был "на перекосых" со всем миром. Жил он бедно, одиноким соломенным вдовцом, потому что жена Евлаха, лет десять терпевшая бедность и побои, ушла наконец в стряпки к писарю Антонычу. Свое хозяйство у Вахрушки давно было разорено, и он мыкался по людям: где дров порубит, где на сенокос угодит, где помолотит, где так, за здорово-живешь, стащит. Всего замечательнее было то, что Вахрушка был, действительно, умный человек, но умный как-то болезненно, с непримиримым ожесточением. Все, что делали другие, Вахрушка обязательно порицал, и порицал ядовито, с тем особенным мужицким юмором, который бьет, как обух. Выберут новаго старосту, случится деревенский казус -- Вахрушка произведет такой анализ, что не поздоровится. Шатуновские мужики говорили про него, что "Вахрушка не в людях человек", и это было лучшею характеристикой. Летом в страду, когда от работы стон стоял, Вахрушка сидел у себя на завалинке или ловил петлями уток; осенью, когда все отдыхали и справляли свои праздники, Вахрушка напускался на работу. Иногда он решался порвать всякия отношения с Шатуновым, выправлял паспорт и уходил куда-нибудь на сторонние заработки, но это продолжалось не долго,-- итого, через месяц Вахрушка возвращался на свое пепелище озлобленнее прежняго и опять входил в свою роль деревенскаго обличителя.

-- Все дураки, телячья голова!-- повторял он, посасывая копеечную трубочку.-- К чужой коже, видно, своего ума не пришьешь!

Были у него братья, хозяйственные, исправные мужики, и безконечная деревенская родня, но все давным-давно отчурались от Вахрушки, как от невозможнаго человека. На деревенских праздниках или на свадьбах, где угощались званые и незванные, Вахрушка напивался пьяным, стервенел и устраивал скандал. Его, конечно, колотили, по неделям держали на высидке при волости, а потом Вахрушка получал свободу, садился на завалинку и ядовито посмеивался над односельчанами.

С этим деревенским лишним человеком я познакомился у попа Ильи, когда последний находился в полосе запоя. Вахрушка ухаживал за попом и каким-то жалобным голосом повторял:

-- Ах, батьшка, отец Илья, не хорошо... что люди-то про нас с тобой скажут?.. Надо соблюдать себя, телячья голова!

Обезумевший от запоя о. Илья лез на Вахрушку с кулаками, ругал его самым непозволительным образом, но Вахрушка переносил все с ангельским терпением и только улыбался. К чужим слабостям он питал необыкновенное влечение и защищал грудью деревенских отверженцев -- опять-таки по необыкновенной строптивости своего ума.

II.

Одуревшая от жара Фортуна вдруг заворчала: чужой идет... Присмотревшись в запольную сторону, я увидал приближавшагося развалистою, усталою походкой мужика в белой валеной шляпе. Он шел сгорбившись и в такт размахивал длинными руками. Меня удивило, что в такой жар мужик был одет в тяжелый чекмень из толстаго крестьянскаго сукна и новые сапоги. Для удобства, полы чекменя были заткнуты за новую красную опояску, открывая подол стоявшей коробом, новой пестрядиной рубахи и такие же штаны. "Видно, куда-нибудь бредет к празднику",-- невольно подумал я, сдерживая рвавшуюся Фортуну за ошейник. Но какие же праздники могут быть в страду, а Ильин день уже прошел... Свадьбы в страду тоже не "играют".

-- Мир на стану,-- здоровался мужик, подходя к нашей засаде.

-- Спасибо... садись, так гость будешь.

Мужик медленно посмотрел на. меня своими прищуренными, слезившимися глазами, потом на Вахрушкину спину и, тряхнув головой, проговорил:

-- Видно, перевоза ждете?

-- Да вот все Вахрушка виноват,-- пожаловался я, обрадовавшись случаю воспользоваться третейским судом.-- Ближнею дорогой повел, да вот в засаду и привел.

-- Несообразный человек, одно слово -- все на поперек ладит сделать супротив других,-- мягко поддерживал меня мужик, оглядывая место присесть.--Мне, видно, тоже в Шатуново... попутчик вам нашелся.

-- К празднику?-- спросил я, чтобы поддержать разговор.

-- Около того,-- ответил мужик и тяжело вздохнул.