Отпущение грехов

По мере того, как я двигался вдоль зарослей кустарника, свет, падающий из расстекленного гостиничного холла, становился все жиже, и меня постепенно поглощала тьма. Доползши до конца декоративных насаждений, я вынул из-за пояса ТТ и, прислонившись спиной к росшему тут одинокому дереву, принялся размышлять. По смерти Ружина и эта обязанность автоматически свалилась на меня. Я, как мог, старался не ударить в грязь лицом, но получалось, признаться, неважно. Потому что те вещи, которые прежде выполнял не задумываясь, причем довольно удачно, теперь требовали осознанной активности мозга. А это нервировало. Ведь, казалось бы, и вопросы были простыми – чего над ними голову ломать. Но словно комплекс какой сложился. Я будто чувствовал себя – в память о Ружине – обязанным хоть чуть-чуть задумываться над каждым шагом. И ничего не мог с собой поделать. Задумывался, даже ощущая при этом дискомфорт в области головного мозга.

Деревце, к которому я привалился, было тонкое, – то ли сирень, то ли другая какая вишня, – поэтому ни о каких удобствах речи быть не могло. Но, как Ньютон под своей яблоней, я, сидючи под деревцем, тоже разжился неплохой идейкой.

Мне вдруг стало ясно, с чего начать поиски вольного стрелка Гаврилы Сотникова, – ежели, конечно, тот еще сидит в своем логове и караулит новую жертву. Он был профессиональным охотником, да? Возможно, даже профессиональнее меня. Я допускал подобное предположение, как ни больно оно било по самолюбию. Но, во-первых, я был один, к тому же в полной темноте, так что свидетелей сего позора не имелось, а во-вторых, присутствовал неодолимый позыв хоть в чем-то унизить, наказать себя за общий с Ружиным конфуз. Это не был неампутированный вовремя пережиток мазохистских наклонностей, это было верным средством вызвать в себе то самое состояние злости, которое является непременным спутником настоящей охоты. Разные мудаки еще называют это чувство азартом – кто спортивным, кто охотничьим. В общем, если более пространно, я, охваченный этим чувством, во что бы то ни стало должен был отыскать Гаврилу и скормить ему его собственные зубы, чтобы вернуть себе самоуважение. Даже если никто, кроме меня, не увидит этого триумфа.

Итак, есть два профессионала – Сотников и я. Мы оба на охоте собаку съели. Может быть, даже не одну, оставим этот вопрос открытым. Поэтому, я думаю, естественно предположить, что в сходных условиях мы и мыслить должны одинаково. Ну, или почти одинаково. С Цеховым и, тем более, Засульским ни о каком сходстве мышления речи быть не могло – они, даже будучи хищниками, специализировались несколько в иной области. Другое дело Сотников.

Получается, для того, чтобы локализовать его местонахождение, его лежку, следовало просто прикинуть, где бы залег я сам, поставленный перед задачей иметь прекрасный обзор парадного входа гостиницы «Сибирь». Чтобы была возможность вести планомерный отстрел выходящих из нее гомо сапиенсов, при этом не подвергаясь риску обнаружения. Впрочем, последнюю деталь можно опустить, как несущественную: Сотникову достаточно иметь при себе пару сектантов для затыкания ртов случайным свидетелям, так что проблема отпадала. Хотя при таком раскладе количество мест его возможного залегания увеличивалось в два раза, что, понятно, оптимизма не добавляло.

Тем не менее, я вполз в кусты, высунув голову по ту сторону и почти касаясь тротуара подбородком. Не самая удобная позиция, зато при таком положении относительная невидимость оставалась при мне.

Я внимательно осмотрел прилегающую местность. Ну, копия шпиона из мультика. Но меня такое сходство не смущало. Пусть хоть с дохлым носорогом путают – главное, чтобы не мешали.

«Сибирь» находилась на Т-образном перекрестке. По одну сторону дороги, упиравшейся в гостиничный паркинг, густо лепились жилые дома, по другую был скверик, в котором не далее, как накануне вечером – всего около шести часов назад, подумать только! – я отдыхал с ментиком, дожидаясь, пока его более стойкие в религиозном плане коллеги, впитывающие всеми порами и фибрами обстоятельства взрыва, рассосутся. Что находилось за сквериком, я не помнил, но решил, что вряд ли Сотников засядет там – деревья представляли собой серьезную преграду для ведения прицельного огня. Даже окажись за сквериком высотное здание, не стоит ждать, что с него откроется хороший обзор – деревья тоже были довольно высокие. Годы подняли и распушили их кроны, так что теперь они неплохо скрывали центральный вход.

Исключив таким образом из своего списка левый сектор, я автоматически проделал то же самое и с той стороной, где находился сам – острый угол, плохая видимость. Нет, вряд ли Сотников выберет для засады этот участок.