Отпущение грехов

«Елы-палы! – подумал Ружин. – А ведь он умный мужик, этот Козодой! Циничен, конечно, но умен! Имеет мысли в голове и не жмется при случае поделиться ими. Эка у него ловко получился – ни одного раза, в сущности, по религии не прошелся, а все представления о ней с ног на голову перевернул!».

Его восхищенную думу прервала реплика Козодоя, которой тот завершил свое выступление.

– Так что жизнь просто-напросто должна быть мерилом всего, – подумал и утвердительно произнес: – Да, всего. – И добавил: – Но не смерти. Потому что смерть сама является мерилом жизни.

«Во загнул, – не преминул усмехнуться Ружин. – Красиво! И, главное, одной фразой под свою концепцию веры базис подвел. Прямо как мину под синагогу или там еще куда».

Именно в этот момент Козодой решил, что ему тоже пришло время уходить. Попрощался со своим собеседником, которого Ружин так и не поимел счастья идентифицировать, и заторопился прочь. Припав к экрану приемника, новоявленный следопыт дугой выгнул бровь и закивал головой, словно говоря: «Да-да, вот видите! А ведь я предупреждал». Никого он, конечно, не предупреждал, но и без того догадаться было несложно – да, собственно, и догадываться не стоило, в пояснительных документах, переданных госбезопасностью, об этом говорилось недвусмысленно – из центра декан уходил совсем не той дорогой, какой пришел. Ружин мог утверждать это наверняка: сигнал, приплыв с юго-запада, теперь уплывал на север. Ничего страшного в этом не было, не считая того, что придется объезжать заштрихованный участок, чтобы не упустить объект. Зато теперь все сомнения отпадали: к месту собраний сектантов ведет много тропинок, и те с большой охотой пользуются всеми.

– Конспирация, конспирация и еще раз конспирация, – вздохнул Ружин, заводя машину. – Так нас учил великий Ленин. Он, правда, слегка отстал от жизни. Что бы он, к примеру, сделал, если бы ему жучок подсунули? Да, времена меняются и прогресс не стоит на месте.

С этой потрясающей по своей глубине и правдивости мыслью, Ружин вырулил на трассу и принялся быстро вносить коррективы в свое местоположение, поскольку оно его в данный момент не устраивало – выбравшийся из подвалов (подвалов? черт, конечно подвалов!) – Козодой окажется вне зоны видимости. И если ему в этот момент приспичит сесть в поджидающую машину – а таковая, без сомнения, будет – и махнуть шоферу, мол, изобрази-ка, родной, «Формулу-1», то Ружин окажется не при делах, поскольку не сможет проследить дальнейший путь клиента. Ведь радиус действия маячка, как ни крути, поменьше радиуса передающего центра радиостанции «Маяк».

Проехав полтора квартала, Ружин свернул за угол и принялся ждать. Судя по всему, именно с этой стороны заштрихованного прямоугольника и должен был появиться Козодой. Определить, опять же, было несложно: четкость границ Бермудского прямоугольника, в котором исчезали религиозные вожди – пожалуй, единственное упущение в конспиративной политике «Вестников Судного дня». Впрочем, это выглядело так, словно некто, поселившись на девятом этаже, поставил на свою железную дверь кучу замков с секретами, забрал плотной металлической решеткой все окна и вроде бы начисто обезопасил себя от нашествия воров, да вот беда – забыл, что у него печное отопление и в дом можно проникнуть через дымоход. С одной стороны, слабое звено, но, с другой – кто полезет в узкую и пыльную трубу? А вот Ружин полез.

Козодой вполне оправдал ожидания Ружина, явившись именно с этой стороны. Все такой же импозантный, как и несколько часов назад. Тонны религиозной чуши, что он выдал на-гора за прошедшее время, на его самочувствии никак не отразились. Он, правда, выглядел слегка пришибленным, но Ружин мог понять и даже оправдать такое состояние. Все-таки, известие о гибели Цехового при всем желании к разряду приятных не отнесешь. Во всяком случае, с точки зрения Козодоя.

Он вышел из подъезда жилого дома – факт, слегка озадачивший Ружина. Если его догадка верна, и хлюпающие звуки шагов – результат передвижения Пресвятого Декана по подвальным помещениям, то теперешнее его появление внесло разлад в аккуратный строй прежних ружинских мыслей. Насколько он знал, типовые пятиэтажки не имели привычки соединяться с другими строениями подземными переходами. Как-то упустили архитекторы этот момент в своих планах.

Но Ружин видел то, что видел, и сомневаться в своем зрении оснований имел не больше, чем в здоровье своего желудка – ни то, ни другое сбоев пока не давало.

Щурясь на вечернее солнце, декан и по совместительству пастырь постоял несколько секунд, дожидаясь, пока битый жизнью «Жигуленок» с Еремеичем на капитанском мостике подкатит поближе, после чего уселся на заднее сиденье и голосом пустым, как осеннее солнце, приказал:

– Домой, Еремеич.